Какая же я трусиха.
— Отрывай уже, — со смешком вздыхает Тиран.
Я кусаю щеку изнутри и делаю, как он говорит.
Пробегаюсь взором по тексту раз.
Повторяю действие дважды, трижды. Буквы складываются в слова, слова — в предложения. Их немного, но осознать смысл кажется для меня чем-то непостижимым.
Просто-напросто я отказываюсь верить в то, что вижу.
— Нет, — шепчу, в конце концов. Поднимаю ошеломленные глаза к лицу Тирана. — Нет, этого не может быть... Здесь сказано, — как идиотка показываю ему, что написано на белом плотном листке, хотя, конечно же, он ознакомлен с содержимым извещения, — что я восстановлена в консерватории.
— Так и есть, — он отзывается совершенно спокойно. — В январе, к началу семестра, ты вернешься туда и продолжишь обучение.
— Не могу поверить, — заворожено шепчу. — Это... Это шутка?!
Тиран сощуривается, а затем вскидывает одну бровь. Он словно о чем-то задумался. Его рот приоткрывается, но он будто не позволяет себе сказать то, что хочет. Или я себе все придумала, не знаю.
— Юля тебе не рассказывала?
Я опять опускаю глаза на заветную папку. Не могу оторваться от нее. Боже мой, боже мой!
— О чем? — отвечаю на автомате.
Тиран отворачивается к панорамному окну. Он вздыхает, или мне так кажется. И почему-то долго молчит. Хоть бы слово сказал! За стеклом Москву поглощает ночь. Я почему-то замечаю, как много «уберовских» такси, под мостом Багратионом они проезжают один за другим. Сигналят постоянно и другие автомобили. Гул клаксонов сливается в голове воедино. Я на мгновение отключаюсь, но затем
Архипов, наконец, поворачивается обратно ко мне.
— Юлька любит всяких новомодных и начинающих артистов слушать, находить. И где она вас только откапывает, — теперь он смеется.
По-настоящему смеется! Тиран ли это?
— Она... не знаю... год назад где-то флешку подкинула мне в машину. Настаивала, чтобы я послушал. — Пауза. — Я послушал.
Сердце совершило несколько кульбитов сразу. У меня вспотели ладони.
— Это была твоя мелодия, Доминика, — сообщает Тиран, — которую ты сыграла в ту ночь. Мне никогда не нравилось то, что подсовывала сестра, но твоя мелодия... Ты талантлива, Ника, я серьезно. Тебе необходимо развиваться. И это не просьба.
Я смаргиваю теплую слезу. Тут же тянусь рукой к лицу и тыльной стороной ладони убираю с пылающей щеки соленую влагу.
Эмоции обуревают, и мне крайне трудно подобрать слова, чтобы выразить то, как я признательна.
Чувство небывалого счастья захлестывает меня с головой, и я держусь изо всех сил, чтобы не броситься Тирану на шею, стиснуть великана в объятиях и бесконечно повторять: «Спасибо!».
— Извини, — бормочу с нервными короткими смешками. Трясу головой, призывая себя сконцентрироваться. Сердце колотится с сумасшедшей быстротой и так громко, что его удары отдаются барабанной дробью в ушах. — Все это неожиданно...
Я шмыгаю носом, опуская ресницы.
— Не знаю, чем заслужила твою поддержку.
— Доминика...
Я взволнована, поэтому говорю первое, что приходит в голову:
— Я безумно благодарна тебе за все, Тиран, за все. Честное слово! Я твоя должница на всю жизнь.
— Ничего ты мне не должна.
— Я даже не понимаю, почему?.. — смотрю на него, сглатываю. И, глядя на Архипова, осознаю, что внутри копится еще больше сомнений, растерянности: действительно, почему? — Тиран, просто... скажи... я реально в смятении... Никто никогда не помогал мне безвозмездно!
— Доминика...
— Тиран!..
— Помолчи, — усмехается он и явно устало закатывает глаза.
Я послушно закрываю рот.
— Да, конечно, говори. Прости, больше не перебью.
— Это мне следует извиниться.
Я смотрю на него с недоумением.
Тиран плавно приближается ко мне и незатейливо подхватывает указательным пальцем тонкую прядку.
— Я совершил ошибку.
— Какую?
— Отверг. Себя. От тебя.
Уперев ладони ему в грудь, пытаюсь вывернуться. Его так много в моем пространстве. Мне становится душно.
— Тиран, послушай...
Да что говорить. Нужно разворачиваться и уходить. Серьезно, снова проходить через то, что я прошла месяц назад, не хочу!
— Нам нужно отдохнуть. Обоим. Поэтому я пойду, ладно?
— Еще чего, — слышу самоуверенную усмешку сверху.
Пытаюсь поднять взгляд выше выбритого твердого подбородка, но владелец пентхауса прижимает меня слишком близко к своей груди.
— Не пожалеешь, если уйдешь сейчас?
Я в жутком недоумении. Мозг отказывается работать. Я не могу ни о чем думать, кроме как о руках Тирана, медленно сползающих все ниже и ниже.