Хочется хлопнуть дверью, но я сдерживаюсь. Мой уход сопровождает звонок на урок.
Потребительское (а вернее сказать — потреблядское) ко мне отношение приходится терпеть по одной лишь простой причине — мне нельзя вылетать из этой школы, хоть мне и очень хочется. Но нельзя — иначе по-свински отнесусь к своей сестре.
По пути в класс в пустующем коридоре меня ловит один из моих одноклассников — хватает за шиворот, прямо в глаза заглядывает.
— Какого хера ты нас сдала? — интересуется, ухмыляясь, — я спрашиваю, какого хера?!
Я молчу. Главное правило — с ними не говорить, иначе запачкаюсь, иначе стану такой же грязной.
— Смотрите, — смеётся один из его дружков, — крутая! Молчит! Да мы те ща покажем, кто крутой!
Я пинаю схватившего меня мальчишку — он, не ожидавший от меня такого, отпрянул в сторону, но тут же пришёл в себя.
— Сволочь, — выдаёт, отплёвываясь. Какой-то из его друзей хлопнул меня по спине, до темноты в глазах сильно. А я стою, пополам сложившись, и молчу, зажмурившись. Сил драться нет, желания тоже. Мне нельзя ими пачкаться. Нельзя. Они отстанут, это я знаю — главное потерпеть.
— Что вы делаете? Я позову учителя! — слышу девчачий голос у себя за спиной. Чувствую, как ко мне наклоняется кто-то — и по запаху дорогущего одеколона догадываюсь, что это тот, кто сложил меня пополам.
— Ещё поговорим, — шепчет, усмехнувшись, а потом медленным шагом уходит со своими дружками. Я позволяю себе осесть на пол, медленно открываю глаза. Рядом со мной опустилась на корточки девочка моего возраста — с кудрявыми русыми волосами до плеч, с большими-большими карими глазами, — я бы даже сказала, глазищами, — обеспокоенная и взволнованная.
— Ты как? — спрашивает она, касаясь моего плеча, — всё в порядке?
— Спасибо, — говорю, понимая, что с ней говорить — не грязно.
— И как им не стыдно, — качает головой она, помогая мне подняться, — надо завучу рассказать…
— Не стоит, — прерываю её.
Она удивлённо таращится на меня — я тяжело вздыхаю, качаю головой:
— Долго объяснять.
Я делаю попытку уйти.
— У меня есть время! — заявляет она, хватая меня за руку.
— А у меня урок, — грубо отвечаю, но не шевелюсь.
Она подходит ко мне и я чувствую, как с моей спины что-то соскальзывает. Тут же она отдаёт мне листок с надписью «чмо».
— Как мило, — улыбаюсь я, а у самой в груди образовывается дыра, размером, наверное, с Аляску. Комкаю листок и бросаю его в открытое окно.
— За что они так? — спрашивает.
— Сбагрила их учителям, — честно признаюсь я, — у малышей деньги отбирали.
Я соврала, конечно — учителя ничего бы им не сделали, скажи я о таком. А вот сдать их поставщику дури, которого они обманывают уже который месяц — это явно не тот случай, когда детишек сумеют отмазать крутые родители. Я отомстила, конечно, за многое — но, видимо, обрекла себя на ещё большие гонения.
— Ты молодец, — зачем-то говорит мне девочка, — но будь осторожнее, ладно?
Я киваю, пожимаю ей руку. Так я и познакомилась с Совой, которая стала мне впоследствии другом. Окрестить её в своей голове я отчего-то сумела только так, и всему виной её большие наивные глаза. До дрожи, кстати, красивые.
Друг — это понятие было для меня почти в новинку. Не считая Балерины, у меня друзей не было, да и она никогда своим другом меня не считала. А Сова с первой нашей встречи стала мне ближе, чем кто-либо до неё.
«Давай дружить» — не такая уж и детсадовская фраза на самом деле. Оказывается, друзей действительно можно просто брать и находить.
3
Вернувшись из школы, застаю сестру за работой, и невольно заглядываюсь — до чего же красива она, когда лепит. Глядя на её работы из камня сложно понять, превращает ли она камень в людей или людей в камень. Она для меня — волшебница.
Но волшебство не может быть вечным, как и всё в мире — а потому оно заканчивается, когда я вдруг осознаю, что нужно бы прибраться, сготовить обед и ужин. И я приступаю, как обычно себя пересилив.
В конце концов, когда мы заканчиваем ужинать, я решаю пойти выбросить мусор. Перед этим я выхожу на балкон, где меня ждёт приятный аптечный запах. Обыденно хочется курить, но сигарет осталось мало, а денег в ближайшее время не ожидается — поэтому я терплю, соскребаю со стен извёстку, крошу её мелко-мелко, жую, как одержимая, и забываю о том, чего хочется сейчас больше всего на свете.
Вылезая из моря, около минуты стою, жду, пока обсохну я и станет легче пакет с мусором, впитавший в себя очень много воды. Дохожу до мусорных баков, выбрасываю в один из них пакет — и слышу, как меня кто-то зовёт — тихо так, с хрипотцой и едва уловимым восточным акцентом.