Я отыскал балкон, с которого сквозь прозрачную оболочку были видны облака, столь же величественные, как и вчера, медленно меняющиеся, вырастающие в башни. Их заливал золотистый свет, а вокруг чуть прикрытого перистым кружевом солнца сияло бронзовое гало. Судя по высоте солнца, было начало дня, но заката сегодня не планировалось: могучие ветры, опоясывающие планету, увлекут город на ночную половину Венеры только завтра.
Из одиннадцати тысяч других городов я не увидел ни одного: глядя по сторонам, я не заметил никаких признаков того, что мы не одиноки в этом облачном ландшафте, простирающемся в бесконечность. Венера, как и все планеты, невелика, но она достаточно большая, чтобы проглотить десять тысяч городов – и даже в сто раз больше, – не создавая видимой толчеи в небесах.
Так хотелось узнать, что об этом думает Лея.
Мне ее не хватало. И пусть даже она меня как будто и не замечала… наше пребывание на Марсе, хотя и краткое… когда мы делили одно уютное жилище… Возможно, для нее это ничего не значило. Но для меня то время стало самым главным в жизни.
Я вспомнил ее тело, податливое, с золотистой кожей. Где она сейчас? Что делает?
Парком здесь была платформа, заросшая орхидеями-челночницами; в воздухе ее удерживали толстые канаты, закрепленные на опорных стропилах, – похоже, обычное строение тут, где даже сама почва была подвешена в летающем воздушном куполе. Я немного попрыгал, определяя резонансную частоту, и ощутил, как платформа под ногами едва заметно покачнулась. Наверное, детей здесь с самого раннего возраста учат не делать этого, потому что умышленное усилие могло породить разрушительные колебания. Я перестал подпрыгивать и дал платформе успокоиться.
Когда ближе к середине дня я вернулся «домой», там не оказалось ни Эпифании, ни Трумэна. Меня встретила его вторая жена Триолет, смуглая, с темносерыми глазами. Ей было, наверное, уже за шестьдесят. Нас познакомили накануне, но в сумятице знакомства с многочисленными людьми, составляющими эту большую семью, у меня не имелось возможности поговорить с ней. В доме Сингха постоянно находились какие-то люди, и меня смущало, что я не мог понять, кем они приходятся хозяевам, и приходятся ли вообще. Лишь теперь, пообщавшись с Триолет, я понял, что именно она заведует финансами хозяйства Сингхов.
Я узнал, что семья Сингхов – фермеры. Или управляющие фермой. Флора на Гипатии либо была декоративной, либо служила для очищения воздуха. Реальное сельское хозяйство было вынесено в отдельные купола, летающие на высоте, оптимальной для роста растений, и необитаемые. Автоматическое оборудование сеяло, поливало и собирало урожай. Трумэн и Эпифания были операторами этого оборудования, они принимали решения, требующие участия человека, присматривали за роботами и делали нужные вещи в нужное время.
И еще меня ожидало послание – приглашение на ужин к его превосходительству Карлосу Фернандо Делакруа Ортеге де ла Джолле и Нордвальд-Грюнбауму.
Триолет помогла мне с гардеробом вместе с Эпифанией, вернувшейся к тому времени, когда я был готов переодеваться. Обе весьма эмоционально заявили, что мой практичный, но хорошо поношенный комбинезон для такого события совершенно не подходит. Одежда, выбранная для меня Триолет, оказалась гораздо более яркой и кричащей, чем я выбрал бы сам: светло-индигового цвета и с широким черным шарфом через плечо.
– Поверьте, это отлично подойдет, – заверила Эпифания.
Несмотря на внешнюю объемистость, наряд оказался легким, как дуновение ветерка.
– Здесь вся одежда легкая, – сказала Эпифания. – Паутинный шелк.
– А, понятно. Синтетический паутинный шелк. Прочный и легкий. Очень практично.
– Синтетический? – хихикнула Эпифания. – Нет, не синтетический. Натуральный.
– Шелк действительно соткан пауками?
– Нет, все одеяние.
И, увидев мой озадаченный взгляд, добавила:
– Многими пауками. Они работают вместе.
– Пауки?
– Ну, вы же знаете, что они природные ткачи. И перевозить их легко.
Придя в назначенное время в банкетный зал, я обнаружил, что выбранное для меня Эпифанией одеяние цвета плазменной дуги здесь выглядит самым консервативным. На обеде присутствовало человек тридцать, но центральной фигурой сегодня явно была Лея. Ей явно льстило внимание, потому что такой оживленной я ее давно не видел.