Надо заметить, что именно так она и сделала, и не отступала до тех пор, пока последняя жаба не убралась с Земли навсегда. Не думаю, впрочем, что именно она стала причиной их отлета, но Моник и в самом деле боролась до последнего.
— Звучит неплохо, — произнес я, разглядывая ее ладони.
— А ты? — чуть более мягким тоном спросила она.
— Я? Так я ж музыкант, Моник. Поеду домой и продолжу играть.
Я поцеловал ее, и мне страсть как захотелось, чтобы этот поцелуй оказался волшебным, как в тех сказках для малышей. В них поцелуй был способен разбудить спящую принцессу или спасти мир. Но в действительности меня просто чмокнули в ответ, и Моник исчезла из моей жизни навсегда.
Вы бы только знали, чего нам стоило добраться до Нью-Йорка. И дело было далеко не в выросших повсюду новых зданиях и появлении на улицах стремительных летающих машин, так здорово врезавшихся порой друг в друга. Чертовы жабы решили поквитаться с нами за срыв турне. Эти сукины дети из «Onix» уже разорвали наши контракты, и в итоге я получил не больше нескольких тысяч долларов, что было несказанной наглостью, ведь договаривались-то мы на целый миллион, а отработал я чуть менее половины установленного срока.
Но, честно скажу, в общем итоге мне плевать и на это. Ведь те пилюльки так до конца и не выветрились из моего организма (большая часть способностей осталась при мне, хотя прошли десятки лет). Моя мама любила говаривать: «мальчик мой, собирай все те лимоны, что преподносит тебе судьба, тогда однажды ты сможешь сделать себе лимонад». Да, пускай она и была отвратной кухаркой, но в жизни мама кое-что смыслила.
Вот я и приступил к изготовлению «лимонада». Прикупив себе один из новомодных тогда кнопочных телефонов, я разослал короткие послания каждому из тех, с кем играл на корабле, и по вечерам понедельников мы стали собираться под мостом 145-й улицы.
И там, под этим мостом, с проносящимися над нашими головами летающими машинами, рождался новый стиль. Мы играли все разом, создавая звучание, чем-то схожее с музыкой старого доброго Диксиленда, вот только при этом мы по-настоящему жестко свинговали и активно использовали огромные библиотеки, хранившиеся в наших мозгах. Каждый, кто присоединялся к нам, когда-то летал на жабьих кораблях и обладал теми же способностями. Наши пальцы были запрограммированы и настроены, и мы могли сыграть все, чего бы ни захотели. Нам не составляло труда начать с раннего Монка, включить в него Птаху и перескочить на Преза, и, конечно, у нас оставались силы ввести в мелодию все, чего бы вы ни пожелали.
Вся эта память и программируемые рефлексы позволяли обходиться и без того, чтобы расплываться, и мы использовали их на полную катушку. Прошло несколько месяцев, и мы поняли, что не сможем уже разделиться на кучу ипостасей, даже если очень сильно захотим. Но нас это нисколько не волновало. Мы создавали нечто новое, и вся та новая музыка, что появилась с тех пор, — прислушайтесь — по-прежнему несет в себе отпечаток того, что было достигнуто нами!
Конечно, прошли годы, и наш стиль тоже стал считаться старомодным, а люди начали критиковать и поливать нас помоями только потому, что мы летали на жабьих кораблях. Отдельные психи даже пытались возложить на нас вину за то, что случилось с Россией и Европой. Нам оставалось только огрызаться в ответ и пытаться напомнить, что именно мы первыми дали отпор этим инопланетянам. Тогда ведь все только начиналось. Ведь как просто обвинять людей в том, что те понаделали ошибок в те времена, когда вы сами еще даже не родились, во всяком случае, это несомненно легче, чем не ошибаться самому. Но все эти попытки заставить нас почувствовать вину проходят мимо так же, как когда-то ушли жабы.
Проклятье, да, я совершал поступки, за которые теперь мне бывает стыдно, например: за то, что я так вот бросил Франсину, за то, что перестал навещать Джей Джея в психиатрической лечебнице. Но куда чаще мне приходится сожалеть о том, что не в моих силах было изменить. Мне очень неприятно вспоминать о том состоянии, в котором я увидел Преза, и я жалею, что так и не смог вновь встретиться ни с Большим Си, ни с Моник. Я часто вспоминаю о них с того самого дня, как вернулся домой. О, сколько раз я просто стоял под тем мостом и, слушая, как остальные играют свои излюбленные композиции, смотрел в небо и пытался найти Юпитер. Это совсем не сложно, достаточно знать, где искать. Отсюда он выглядит как яркая звезда. И глядя на него, я думаю о Презе и начинаю играть блюз — самый расхреновейший чертов блюз, какой вы сможете услышать в этом мире.
Алиетт Де Бодар{29}