Эти бесценные космогонические пьесы сейчас существовали только в моей голове. В архиве я уничтожил кристалл, на котором они хранились. Каслону словно вырвать сердце. Если население узнает о пропаже священных текстов, оно придет в отчаяние и взбунтуется.
Когда же мастер Дарий объявит, что орден владеет единственными оставшимися копиями, империи придется освободить наш мир. Это лишь дело времени.
Через три дня после побега с Каслона я взял курс на Гельветику и с помощью исчезающей червоточины должен был появиться во внутреннем кольце планеты, где мой корабль, все еще закованный в ледяной панцирь, по идее сливался с окружением. Оттуда я хотел разведать обстановку, выбрать место для схода с орбиты и приземлиться. Но кольцо находилось глубоко в гравитационном колодце, и маневр оказался довольно трудоемким.
Даже слишком. Когда корабль появился у кольца Гельветики, он столкнулся с железно-никелевым метеороидом, и двигатели отключились. Уже через двадцать минут каслонские охотники-убийцы вцепились мне в корпус. Правда, у меня оставалось преимущество: они уже знали, что пьесы у меня, а потому взорвать корабль не могли. Я мог их убить, а они меня – нет. Но если поймают, то в поисках текста разорвут мой разум на клочки, это без сомнений.
Счет шел на минуты – шлюз долго не протянет. Я вышел из рубки и отправился в машинный отсек. Там царил полный кавардак, после столкновения давление еле держалось, повсюду валялись кислородные цилиндры, а в воздухе стоял едкий запах сгоревшей проводки. Я открыл отсек кладовой в три метра высотой и два шириной, из шкафчика достал два пьезоволоконных костюма. Включил их, взглянул на датчики – заряжены полностью – и кинул внутрь. Там было тесно, валялась куча инструментов и коробок с припасами. Присев на один из ящиков, я стянул рубашку. Всю грудную клетку покрывали синяки. В алюминиевом свете кожа казалась тошнотворно белой. Микротомом я сделал надрез на животе, под ребрами. Крови вытекло совсем немного. Третьим и указательным пальцем достал изнутри девятимерный мешочек. Распылил псевдокожу над раной. Тут отрубилась искусственная гравитация, и погас свет.
Я натянул веки ночного видения, прочитал инструкцию на мешочке, вскрыл его, вытащил оттуда солдата и развернул. Тот расширился в трех измерениях и уже через минуту, обнаженный, парил передо мной. Вот тут я удивился: оказалось, это женщина. Темнокожая, стройная, с очень красивым телом. Я склонился над ней и сделал искусственное дыхание рот в рот. Она конвульсивно дернулась, поперхнулась, вздохнув, затем замерла. Ее веки, затрепетав, открылись.
– Просыпайся! – сказал я, натягивая пьезокостюм. Сунул силовой нож в ботинок, пристегнул к поясу бластер и боеприпасы, надел рюкзак. – Вот твой костюм! Нет времени.
Она быстро огляделась вокруг, пристально осмотрела меня. Из-за двери раздалось громыхание, десантники входили в машинный отсек.
– Я – брат Адлан, – быстро прошептал я, помогая женщине влезть в костюм. – Ты – солдат Республиканской гвардии.
– Лейтенант Нахид Эсфандьяр. Что происходит?
– Мы на орбите Гельветики, нас атаковал отряд каслонских десантников. Нам нужно вырваться отсюда.
– Какое оружие есть?
Я передал ей бластер:
– У них ускоренное восприятие. Ты можешь усилить свое?
Она окинула меня взглядом, словно приняв за дурака:
– Уже усилила.
Загерметизировала костюм и опустила щиток шлема.
Я не обратил на нее внимания, так как, когда она говорила, ко мне обратился всевидящий Лю-Бей. За дверью три человека. Перед глазами встал машинный отсек и три солдата, готовящихся вскрыть кладовку.
Я прикоснулся своим шлемом к шлему Нахид и прошептал:
– Снаружи трое. Командир прямо напротив двери. У него обыкновенный бластер, на парализаторе. Справа, где-то в метре от него, десантник с импульсной винтовкой. Третий ставит заряды, у него пневматический газомет, скорее всего, заряжен сонным газом. Когда они взорвут дверь, я пойду вверх, ты – вниз. Три метра до перекрестного коридора, вниз на один уровень и по правому борту до спасательного челнока.