Тут солдаты вскрыли кладовку, и внутрь ворвался залп сонного газа. Но на нас были костюмы и герметические шлемы. Лучи наших бластеров, розовые во тьме, скрестились, когда мы появились из мрака. В невесомости оттолкнулись от переборок, паля по врагам. Десантники стояли именно там, где мне сказали боги. Я срезал одного, еще не успев выбраться наружу. Хотя они двигались столь же быстро, убить не могли, к тому же присутствие Нахиды застало их врасплох.
Лейтенант выстрелила у меня над ухом, убрав еще одного солдата. Мы нырнули в люк и полетели по трапу. В конце коридора из рубки вышли еще два десантника; я умудрился разрезать одного прежде, чем тот успел поднять оружие, но заряд из парализатора второго попал мне в ногу. Нахид отстрелила солдату голову, схватила меня за руку и швырнула в боковой коридор.
Вход в челнок охраняли двое. Лейтенант открыла по ним огонь, одним выстрелом убила одного и ранила второго. Но направилась не к шлюпке, а дернула меня в другую сторону, к рукаву, ведущему в каслонский корабль.
– Ты что делаешь? – запротестовал я.
– Заткнись. Они могут нас услышать.
Где-то на середине соединителя Нахид остановилась, прижалась к одной стене и без колебаний прожгла дыру в противоположной. Сирена объявила о разгерметизации корпуса, у входа в каслонский корабль появился еще один десантник – я тут же срезал его, – и мы вылетели в открытый космос. Лейтенант схватила меня за руку и потянула вокруг борта моего собственного судна.
Я понял, чего она хотела. Хватаясь за осколки льда, мы перевалили через край корпуса, пока не добрались до внешнего шлюза спасательного челнока. Я вбил код доступа. Мы вошли внутрь, и, пока Нахид закрывала люк, я включил энергию и быстро отстыковался. Мы даже пристегнуться не успели.
Челнок понесся к верхним слоям атмосферы. Десантники, охранявшие внутренний люк, вылетели в вакуум. Перегрузка вжала нас в кресла. В хаосе, оставшемся после нашего отлета, парили тела, но тут каслонский рейдер ударил по нам протоновыми лучами, и шлюпку сразу завертело.
– Ты хоть с этим без меня справиться сможешь? – спросила Нахид.
– Давай без сарказма, пожалуйста. – Я сражался с управлением, выравнивая аппарат и ориентируя тепловые щиты на вход в атмосферу.
Мы рухнули в верхние слои. Поначалу нас тормозил реактивный поток, и в крохотной капсуле стало жарко. От Нахид пахло потом и розовой водой; похоже, она подушилась, прежде чем ее сложили в мешочек, а потом имплантировали в меня. Она медленно осматривала внутренности челнока.
– А какое сегодня число?
– Девятнадцатая кунигунда, – ответил я. Шлюпку резко тряхнуло, по моему лицу тек пот. На приборной доске зажглись три красных индикатора, но поделать с этим я ничего не мог.
– Какого года?
Я понял, что скрывать от нее всю правду не получится.
– Ты пробыла в девятимерном пространстве шестьдесят лет.
Челнок вновь дернулся, отлетел кусок теплозащитного экрана. Лейтенант сидела неподвижно, осознавая, что вся ее жизнь потеряна безвозвратно.
На ум мне пришли незваные строки:
– Очень поэтично, – заметила Нахид. – Мы на челноке до самой земли спустимся? Они, скорее всего, ведут нас по локатору еще с орбиты и испарят, стоит нам сесть. Я лучше вернусь домой попозже.
– Мы катапультируемся на высоте в десять километров. Вот твой парашют.
Когда жар от вхождения в плотные слои воздуха сошел и мы достигли тропосферы, то взорвали пироболты и вылетели из кувыркающейся шлюпки. Несмотря на разреженность воздуха, от сопротивления я чуть не лишился сознания, вращаясь молитвенным колесом, и тут же потерял из виду Нахид.
Падал я долго, но в конце концов смог выровнять полет, раскинув руки и ноги. Голова кружилась, в животе что-то ворочалось. Внизу, в лучах восходящего солнца, с севера на юго-запад протянулся Якобинский хребет, покрытая ледяным покровом скала напоминала сброшенное платье, а густой лес карабкался к снежной границе.
Несколько минут спустя я увидел впечатляющую вспышку, когда челнок вонзился в вершину одного из пиков, прорезав рану в студеном панцире и взметнув вверх столб черного дыма, который вскоре развеял ветер. Я ткнул языком триггер в шлеме, меня затошнило от сильного толчка, когда из рюкзака вырвался парашют-крыло. У Нахид был такой же, красный, в пятистах метрах подо мной; я полетел к ней, надеясь, что мы приземлимся недалеко друг от друга. Лесистый склон быстро приближался. Я заметил поляну на уступе где-то в двух третях пути от вершины и решил направиться туда, но обожженное плечо работало плохо, и летел я слишком быстро. Крыло Нахид мелькнуло в скальном шраме впереди, но добираться до нее я уже не собирался.