Каслонцев видно не было, но, когда лес закончился, мы остановились, решив дождаться темноты. Похолодало, и резкий ветер дул по перевалу с другой стороны гор. Мы устроились во впадине под сенью перекрученных низкорослых деревцев и стали наблюдать за тем, как садится солнце. В зените шла первая луна, Маншид, ее выпуклый серп уже убывал. В трещине ущелья впереди поднималась вторая луна, Рошанак. Маленькая, сверкающая и зеленоватая, она двигалась так быстро, что это было заметно даже невооруженным взглядом. Я грыз крекеры, пил воду из резервуара в костюме. Глаза Нахид скрывала тень, лейтенант пристально осматривала склон.
– Надо подождать, пока Маншид сядет, а только потом идти, – сказала она. – А то на перевале слишком светло.
– В темноте будет трудно понять, куда двигаться.
Нахид не ответила. Стало еще холоднее. Через какое-то время, по-прежнему не глядя в мою сторону, она спросила:
– И что стало с моими соратниками?
Я не видел смысла скрывать от нее правду:
– Когда каслонцы укрепились на планете, республиканское подполье начало партизанскую войну. Два года спустя оно напало на столицу провинции в Кофарнихоне. Мятежники развернули твой батальон, чтобы тот им помог, и умудрились захватить арсенал. Но каслонцы послали подкрепления и взяли город в осаду. Когда повстанцы отказались сдаться, каслонцы стерли город с лица земли вместе с врагами, заложниками и гражданами империи. Так Республиканской гвардии пришел конец.
Нахид не сводила с меня своих карих глаз, пока я все это рассказывал. По плотно сжатым губам женщины я видел, сколь мрачные чувства ее одолевают.
– Но все-таки я здесь, – сказала она.
– Я не знаю, как ты попала в распоряжение ордена. Наверное, какой-то беженец принес. Шестьдесят лет назад мастера спорили о том, что с тобой делать. Они прекрасно знали, каков темперамент у типичного гвардейца, и решили, что, если воскресить тебя, ты сразу нападешь на каслонцев, тебя убьют, а орден окажется в опасности. Поэтому мастера посчитали, что лучше будет подержать тебя в резерве, на случай если когда-нибудь в будущем твои услуги пригодятся.
– Вы, монахи, всегда были очень ненадежными демократами. Вы всегда ставили свой орден превыше благосостояния людей и даже их свободы. Потому и предали республику.
– Ты несправедлива к нам.
– Наверное, меня принес Джавид – тот скользкий монах, которого приставили к моему подразделению.
Я знал его. Брат Джавид, сгорбленный лысый старик, заведовал кухней. Я никогда о нем особо не думал. Он умер через год после того, как я стал членом ордена.
– Как думаешь, почему меня отправили на это задание? – спросил я. – Мы хотим освободить Гельветику. И мы это сделаем, если доберемся до Шаришабза.
– И какой же у тебя план? Хочешь, чтобы и твой монастырь стерли с лица земли?
– Они не осмелятся. У меня есть нечто такое, за что они отдадут целую планету. Потому и пытались захватить мой корабль, а не уничтожить; потому не стали взрывать челнок, хотя легко могли подстрелить нас прямо с орбиты.
– И что же такого невероятно ценного ты несешь с собой? Оно должно быть очень маленьким.
– Оно в моей голове. Я украл единственные копии космогонических пьес.
Нахид взглянула на меня:
– И?
Вполне предсказуемый скептицизм, но все равно он меня разозлил:
– И… они с радостью даруют Гельветике свободу в обмен на эти пьесы.
Она склонила голову, потерла лоб ладонью. Я не мог понять, что с ней происходит. Лейтенант шумно вздохнула. На секунду мне показалось, что она сейчас заплачет. Но потом женщина расхохоталась прямо мне в лицо.
Я едва не ударил ее:
– Тише!
Она засмеялась еще громче. Ее плечи тряслись, на глазах выступили слезы. Я почувствовал, как краснею.
– Вы должны были дать мне умереть с другими, в бою. Священник, ты безумен!
– Почему ты смеешься? – спросил я. – Неужели думаешь, что они послали бы корабли оцепить орбитальное пространство Гельветики, отправили полицию и солдат, если бы у меня не было ничего ценного?
– Я не верю в твою дурацкую религию.
– Ты когда-нибудь видела спектакли по пьесам?
– Однажды, еще девочкой. «Падение лучника» на фестивале в Тьенкаше. Я уснула.
– Они – основа человеческой культуры. Священные истории нашего народа. Мы остаемся людьми только благодаря им. Через них с нами говорят боги.