– Мы больше никогда не расстанемся, – сказала она, и голос ее звучал как-то напряженно, то ли Эбби была слегка под кайфом, то ли хотела быть. – Никогда! Ты никогда не покинешь меня, малышка. Ты моя, и только моя.
Старшей Карлотте ее детство кажется вполне обычным, но младшая считает себя проклятой и обреченной на такие страдания, каких не знает никто в мире.
О да, ребенок, думает Карлотта, попытайся пожить бестелесной сущностью во Флоте, который пожирают какие-то невидимые монстры, и вот тогда посмотрим, кто кого.
Но ответ она знает. По ощущениям разницы мало.
– Так теперь ты еще и воруешь? – Голос Большого Дэна сверлит стену ржавым буром. Юная Карлотта мечется во сне и всхлипывает. Она в любой момент может открыть глаза, и тогда что? Неизменное прошлое неожиданно кажется непредсказуемым, незнакомым и опасным.
Когда я отправилась в хроноскольжение, Эразм меня не оставил, и я была благодарна ему за это еще до того, как поняла, какую жертву он принес.
Еще раньше я спросила его о том, как Флот начал свое существование. Как оказалось, ответ на этот вопрос уже давно потерян в энтропии. Эразм никогда не знал времени без Флота, да и не мог, так как был всего лишь его независимой частью.
– Как мы понимаем, – сказал он мне, – Флот эволюционировал из сетей самореплицирующихся ИИ, собирающих информацию. Их явно создали какие-то органические существа для исследования межзвездного пространства. Судя по имеющимся доказательствам, мы лишь немного младше самой Вселенной.
Флот пережил своих создателей.
– Биологический разум в долгосрочном плане нестабилен, – чуть самодовольно заявил Эразм. – Но из этого первоначального непреодолимого желания искать информацию, делиться ею мы эволюционировали и оптимизировали нашу собственную коллективную цель.
– Тогда зачем вы впитываете обреченные цивилизации? Чтобы каталогизировать и изучать?
– Чтобы о них не забыли, Карлотта. Это самое страшное зло во Вселенной – энтропийное разложение организованной информации. Забвение. Мы презираем его.
– Больше, чем Невидимого врага?
– Враг – зло в той степени, в какой он подстрекает энтропийный распад.
– Зачем он это делает?
– Мы не знаем. Мы даже не понимаем, что такое Враг в физических терминах. Он словно действует за пределами материальной вселенной. Если он и состоит из материи, то не из барионной, его невозможно засечь. Он пронизывает некоторые части галактики, как легкий газ. Когда Флот проходит через объемы пространства, зараженные Врагом, уровень наших потерь многократно взлетает вверх. И когда эти зараженные участки расширяются, они поглощают и разрушают миры, населенные жизнью.
– Но Враг растет. А Флот нет.
Я уже научилась распознавать, когда Эразм расстроен, и не только потому, что мой спутник медленно обретал человеческие черты.
– Флот – мой дом, Карлотта. Более того, мое тело, мое сердце.
Он не сказал одного: отправившись со мной в хроноскольжение, Эразм изолировал себя от сети, которая породила и поддерживала его. В реальности он был частью чего-то успокаивающе огромного. Но в скольжении испытывал практически невыносимое одиночество.
И все-таки, когда я приняла решение, Эразм пошел со мной, ведь он принадлежал не только Флоту, но и мне. Как бы ты назвала это, девочка? Дружбой? По меньшей мере. Я же в конце концов назвала это любовью.
Юная Карлотта украла пилюли (те самые, что спрятала под затертым номером «Пипл») не просто так. Как она сама говорила, чтобы заснуть. Но проблем со сном у нее не было. Нет. Если бы она не врала себе, то сказала бы, что таблетки казались ей чем-то вроде спасательной шлюпки. Достаточно проглотить побольше – и пошел ты, мир, на все четыре стороны! И меньше хлопот, чем на шоссе под машину бросаться, хотя о таком выходе Карлотта тоже думала.