Программеры на таких фермах, как у Мейера, анализируют и каталогизируют этот мусор, сшивают ценные фрагменты и целыми днями пытаются запустить их на виртуальных частицах гиперкомпьютерного облака фермы. Лицензированные программы скупаются разработчиками, которые используют их для прошивки кораблей, извлеченных из огромных Саргассов, и для манипуляции экзотической материей, и для прорывов в квантовой технологии и тому подобного. Находят они применение и в теории – четыре так называемые сложные математические задачи удалось решить при помощи кодов с ферм.
Компания Мейера Лэнски была лицензированной и вполне законной, покуда он, проигравшись, не влез в долги и не продал контрольный пакет отмывочной конторе корейских гангстеров. С тех пор законные разработки стали служить крышей для черного рынка кодов, слишком горячих и опасных для получения лицензии на разработку, и еще для продажи вирусных фрагментов «коданутым», желающим отправиться в странные области своего сознания. Эта торговля причиняла не меньше бед, чем кокаиновый бизнес.
Эверетт Хью и Джейсон Синглтон работали на Мейера Лэнски, а потом вдруг пропали из вида. Через десять дней выгорел номер отеля. Мы занимались фермой три месяца, терпеливо собирали досье на каждого сотрудника, а это чудовищное двойное убийство выставило наше тайное расследование на всеобщее обозрение. Мы закрыли ферму, чтобы помешать Лэнски или корейцам уничтожить следы, и пригласили на беседу коллег Хью и Синглтона. К концу допроса я знала об этих двоих больше, чем о собственных друзьях. Синглтон родился в моем родном Лондоне, в Англии. Хью был из Анкориджа на Аляске. Оба молодые, белые, англоговорящие, мужского пола, оба всерьез свихнулись на компьютерах. Они подружились на челноке, стали держаться друг друга после посадки, вместе плыли по течению дикого гиперкапитализма Порт-о-Пленти. У обоих не было ни запаса денег, ни плана действий. Прилетели в одних штанах, заряженные смесью самоуверенного оптимизма и наивности, по молодости лет не сомневающиеся, что талант и энергия всегда найдут себе применение.
Поначалу они работали агентами в техническом отделе мультинациональной корпорации, обосновавшейся в Порт-о-Пленти, но платили там паршиво и бонусов не давали никаких, кроме билетиков в корпоративную столовую, да еще и работа была скучной и раздражающей, типа той, чем оба занимались на Земле – Синглтон в университете, а Хью в русской компании, выкупившей Аляску у Штатов после неудачной попытки сецессии. Короче, это было то же самое, от чего они пытались сбежать, так что, выдержав всего четыре недели, парни уволились и перешли на кодовую ферму Мейера.
Платили там немногим лучше, чем в техническом отделе, и бонусы были не менее скудными, но Синглтону и Хью эта работа казалась куда романтичнее, чем написание локаций для типов, которые сами не знают, чего хотят. Кроме того, коллеги в один голос уверяли, что у Эверетта Хью был талант. Дивное умение с первого взгляда определить жизнеспособность того или иного кода, похожее на встречающееся изредка отклонение, при котором люди видят цвета слов, мелодий или чисел. Как он говорил: одни фрагменты выглядят хорошо, другие нет. Подразумевалось при этом, что код должен обладать некой симметрией или красотой, хотя в чем она, Эверетту было трудно сказать, а если к нему приставали, он мрачнел, сутулился и фыркал, что не стоит и объяснять, потому что либо у вас есть дар, либо нет. У Эверетта этот дар был, и обычно он оказывался прав. Джей Синглтон пробивался с помощью решимости и усердия, а Эверетт Хью летал на крыльях.