Еще ребенком, сидя на скамье в Церкви истинных вещей Лютикового уезда, Оникс узнала, что Хесу Ринпоче спас мудрость от Кровавого потопа и поставил по углам Земли четверо врат, ведущих на Луну. История пятых врат, в которую так горячо верил Джаспер, считалась не стоящей внимания ересью, уделом курящих трубки стариков. Была ли доля правды в этих рассказах? Оникс не знала. Она склонялась к тому, что девять десятых из них – ерунда. За это ее называли циничной или винили в атеизме. Но люди вообще чаще всего говорят ерунду. Почему тут должно быть по-другому?
Она точно знала только, что есть рожденные пламенем, а есть смертные. Первые путешествуют куда хотят, играют, чтобы заработать на жизнь, и создают роботов, которые добывают полезные ископаемые и собирают урожай. Вторые живут у ног рожденных пламенем и не знают бед, пока не находят их сами. Так было в тот день, когда она родилась, и так будет, когда она уйдет из этого мира. Только мечтатели вроде Джаспера думают по-другому. А Джаспер дурак.
Глупость Джаспера стала так очевидна, что Оникс прекратила с ним разговаривать, только спорила иногда.
Делая длинные переходы на роботах, труппа спустилась с гор на равнину, где из холмов встречались только небольшие друмлины и кучи ледниковых отложений. Светлые медленные реки напоминали пасхальные ленты. Временами небо бывало ясным и голубым, а иногда с запада приходили облака, похожие на серых чудовищ, таящих в сердце молнии.
Они шли по мощеной людной дороге. Разбивали лагерь на обочинах, где росла дикая трава, и часто задерживались на несколько дней. Прошел месяц, потом другой. Там, где равнины были засеяны, поднялась высокая зелень. Приближалось время жатвы.
Джаспер танцевал все лучше, хотя Оникс отказывалась это признавать. Конечно, он был не так хорош, как рожденные пламенем, но это и не требовалось. Он оставался всего лишь контрастной деталью, объяснял Оникс Дава Девятый, декоративным новшеством. Темой танца Анны Тингри Пятой была преступная любовь рожденной пламенем женщины к молодому неуклюжему смертному. Эту историю их народ рассказывал многие века, и она всегда заканчивалась трагически. Ее неоднократно клали на музыку, но Анна Тингри Пятая станет первой, кто ее станцует. Джаспер должен был только топать по небу, принимать неуклюжие просящие позы и охотно подчиняться, когда Анна Тингри Пятая станет звать его, дразнить, любить и, наконец, бросит, исполнив несколько символических фигур. Репетиции их выглядели невероятно, и, подняв голову к летнему небу, Оникс ощущала какую-то невеселую гордость. «Это наш Джаспер высотой в полтора километра взмыл в воздух еще на столько же, – думала она, – тот же самый Джаспер, который десять месяцев назад шел за тележкой, запряженной мулом». Сам Джаспер вел себя так же глупо и испуганно, как крестьянин, которого он изображал в танце.
А однажды вечером, когда она прислуживала за столом, Оникс наткнулась на Джаспера и Анну Тингри Пятую в укромном уголке шатра. Они обменивались короткими птичьими поцелуями.
Оникс вышла из шатра, ища горького утешения в ночной степи. Джаспер, догадавшись, что она увидела, выскочил за ней и позвал ее по имени. Оникс не остановилась и не оглянулась. Она не хотела видеть лицо предателя. Вместо этого она отправилась прямиком к Даве Девятому.
Джаспер поймал ее на следующий день, когда она шла мимо длинного ряда деревьев к ручью, разрезавшему плоскую равнину. Погода выдалась теплой. Оникс надела желтую шелковую юбку, которую подарила ей одна рожденная пламенем женщина, и желтый шелковый шарф, трепетавший на ветру. Младшие танцоры труппы репетировали высоко в облаках, и их тени волной ложились на дикую траву.
– Ты мне не доверяешь? – спросил Джаспер, преграждая ей дорогу.
– Не доверяю тебе? Я своим глазам доверяю! – ответила Оникс.
– В тебе нет ни капли веры!
– А в тебе – ни капли здравого смысла.
– Мне просто нужно узнать об Оке Луны и как туда попасть, – сказал Джаспер.
– Плевала я на Око Луны! Я хочу жить в городе и смотреть на высокие дома! Для этого мне нужно только идти на рассвет.
– Я пойду с тобой, – заверил Джаспер, – честно, Оникс!
– Правда? Ну пошли!
– …после танца, я имел в виду.
– Ха!
– Я стольким ей обязан, – сказал он, не отваживаясь произнести имя Анны Тингри Пятой, чтобы не злить Оникс. Его огромные глаза молили без слов.