На короткое время он позволил себе задержаться и полюбоваться ее новым крепким телом.
Затем на цыпочках, босиком, вышел в темный коридор. Ориентируясь по памяти, поднялся сперва по ступенькам, а после – по дряхлой веревочной лестнице в важную комнату, которая находилась в верхней части его без меры разросшегося дома. Первым делом он отыскал острый нож и срезал заплетенные волосы. Он взял за обычай стричься раз в год: это давало материал для веревок и охлаждало череп в преддверии жаркой поры. Затем повернулся к маскам, которые были в строжайшем порядке выстроены на полках: каждая имела отдельное назначение, надевалась в конкретном случае и отличалась от других внешне. Нотам нравилось видеть лица, а потому он прятал собственное: животное, инстинктивное беспокойство всегда давало ему небольшое преимущество. А у них были зоркие, ищущие глаза. Торгаш выбрал маску огромную, яркую; затем откупорил банку, обмакнул два пальца и обвел глазные отверстия блестящим гелем, изготовленным из потрохов жука-таракана, который не встречался нигде, кроме пещер этого острова. От геля маска занялась свирепым огнем; это было особенно видно в части спектра, приближавшейся к инфракрасной. После этого он закрепил ее на лице. Кроме гигантской маски, он не надел ничего. Как и не взял ничего в руки. Он был бесстрашным богом или, по крайней мере, хотел казаться им.
Затем обнаженное божество юркнуло в потайную дверь, очутилось в глубокой расщелине и двинулось секретным путем.
Мощный южный ветер разогнал все тучи и явил взору сотню тысяч безымянных солнц. Это лето могло вообще быть обманом. Возможно, ветер переменится, и через день-другой вернется зима. Но так случилось только однажды, то есть, по сути, никогда. Глядя на сверкающие звезды и нежное, затуманенное лицо Золотой Луны, он понял, что лето – настоящее, что оно чревато многими жаркими днями, засухой, взрывными пожарами и надеждой на новое изобилие.
«С металлом пусто, а в небесах – густо».
Кто сказал это первым? Этой фразой, возбуждающей чувства смешанные, описал новый мир кто-то из колонистов – по-видимому, в первое лето. Но далекое прошлое припоминалось с трудом, тем более события заурядные. Лота? Или Тесстоп? Нет, скорее всего, Мин. Конечно, если не сам Торгаш, который не раз позволял своим призракам перенимать его удачные выражения.
– С металлом пусто, а в небесах – густо, – пробормотал он, переходя на ровный бег.
Млечный Путь окружали тысячи древних созвездий, и временами то или другое проходило сквозь тело галактики, словно струйка густого дыма, просачивающаяся сквозь тонкую пелену тумана. Неудачи и бедствия вытолкнули корабль колонистов сначала за пределы мира, куда они направлялись, а после и за пределы двух других – альтернативных, пригодных для жизни. Они мчались в умирающей машине сквозь плотное скопление престарелых солнц. Но в этом диком захолустье тоже нашелся мир с жизнью, и сушей, и сносной водой. Его единственное солнце было невелико и стабильно, а столкновений с соседними не сулили даже самые опасливые прогнозы. Большинство местных старых планет утратило тектонику, но сие небесное тело, терзаемое приливами и отливами, сохранило это важное и благословенное качество. Однако неизбежным этот приют стал по чистой случайности: они засекли его, когда времени осталось в обрез, а водорода хватило как раз на то, чтобы попасть на орбиту этой планеты, вращавшейся вокруг бурого карлика. В той или иной форме в живых оставались сто девяносто один колонист и команда. Большинство было счастливо сбежать наконец с разбитого и неуправляемого корабля. Невдалеке от экватора образовалось маленькое поселение, приютившееся близ глубокой бухты, которая в итоге послужила гаванью. И первые пятьдесят лет не принесли колонии ничего, кроме скромных успехов, а также славных деньков, когда община могла себе с искренней убежденностью заявить, что людские надежды хотя бы отчасти сбудутся.
Но металла было мало, и это стало хроническим бедствием. Благодаря энергии звездолета и наличию сотни талантливых инженеров удалось прорубить каменистые недра старого мира и добыть достаточно руды, чтобы покрыть дефицит. Но от корабля остался чуть ли не голый остов, а всевозможные бедствия погубили то, что изначально являлось малым инженерным корпусом. Да, это были образованные, изобретательные люди. Специальные насосы пропускали через атомные фильтры целую реку морской воды. Алмазы и пластмассы производились во внушительном количестве. Их лучшие биологи были немногим грамотнее одаренных любителей, но все же сумели приспособить к новому миру земные растения и вывели новые виды, способные дышать в насыщенной атмосфере. Но потом главный реактор отказал окончательно, а технические решения оказались безна- дежно несостоятельными. Тогда над рассудком возобладали эмоции. Приличные люди рассорились и в итоге оказались по разные стороны баррикад, а в одну страшную зиму отбросили и большинство технических новшеств, и все благопристойные мысли, которые принесли со звезд.