– И каковы же, по вашему мнению, эти желания?
– Деньги мужчины, его покровительство и его сердце – последнее на золотом блюде, украшенном бриллиантами.
– Так кто же из нас двоих циничен? – спросила она.
– Я просто считал, что соглашаюсь с вами, но с точки зрения моей принадлежности к полу.
– Стало быть, когда вы говорите, что женщины честны друг с другом, вы полагаете, что обман начинается тогда, когда они говорят с мужчинами, так, что ли?
– Полагаю, что так. Может быть, мужчинам и женщинам следует вообще говорить друг с другом лишь о погоде.
Она рассмеялась.
– Хотите исключить все нюансы и изысканность, милорд?
– Боже упаси! Только обман. – Откинув голову, он посмотрел на нее из-под полуопущенных ресниц. – Сам собой напрашивается вопрос: не стали ли мы с вами сегодня вечером жертвами такого обмана, мадам Ларчмонт?
Ее веселость сразу же пропала, и она стала нервно теребить край' бархатной накидки.
– Поскольку я не нуждаюсь ни в вашем покровительстве, ни в вашем сердце, а вы заняты поиском жены-аристократки, нам незачем обманывать друг друга.
Он внимательно изучал ее несколько секунд, так что она невольно задержала дыхание.
– Я заметил, что вы не сказали, что не нуждаетесь в моих деньгах, – тихо произнес он.
– Это потому, что рассчитываю увидеть, как вы расстанетесь с кругленькой суммой в обмен на мое гадание, – усмехнулась она.
– Вам не откажешь в честности, мадам. Ваша откровенность просто пугает.
– Вы не похожи на человека, которого можно легко запугать, лорд Саттон.
– Да, мадам. Так оно и есть.
Он сверлил ее взглядом, и Алекс снова почувствовала, что не в силах отвести глаза. Она не знала, что ответить, а он вдруг замолчал. Карета вскоре остановилась, и она была избавлена. от необходимости придумывать новую тему для разговора.
– Приехали, – сказал он.
Открыв дверцу, лорд Саттон вышел и подал ей руку. От прикосновения его сильных пальцев по ее руке пробежало тепло. Когда ее ботинки коснулись мостовой, он отпустил ее, и она непроизвольно сжала кулак, словно хотела сохранить это волнующее тепло.
– Спасибо, что подвезли, лорд Саттон.
– Не стоит благодарности. А что касается гадания… Вы свободны завтра днем? Скажем, около трех часов встретимся в моем доме на Парк-лейн?
Алекс колебалась, разрываясь между необходимостью прекратить общение, чреватое нежелательными последствиями, и желанием не только узнать больше об этом человеке, но и получить ту неслыханную сумму денег, которую он согласился ей заплатить. Деньги были нужны ей до зарезу.
– Боюсь, что в три часа я еще не освобожусь. Может быть, в четыре? – Она произнесла эти слова скороговоркой, чтобы не дать себе возможности передумать.
– Хорошо. Прислать за вами карету?
– Спасибо, но я сама позабочусь о том, как к вам добраться. И вам незачем провожать меня до самых дверей.
– Как пожелаете.
– До свидания, лорд Саттон.
Она намеренно не подала первой ему руки и удивилась, когда он протянул свою. Чтобы не показаться невежливой, ей пришлось подать ему руку. Глядя ей прямо в глаза, он сжал ее пальцы и поднес, их к губам. Она мельком взглянула на его рот и напряглась в ожидании. Но он повернул ее руку ладонью вверх и прижался губами к чувствительному месту на запястье. Сквозь тонкое кружево перчатки она ощутила тепло его дыхания, и ее обдало жаром. Разве это возможно, что от такого мимолетного прикосновения у нее задрожали колени?
Это длилось всего несколько секунд, но все равно явно не было приличным. Неужели он думает, что может рассчитывать на что-то большее, чем гадание на картах? Надо немедленно вывести его из этого заблуждения.
Отдернув руку, она вскинула подбородок.
– В случае если вы не знаете, лорд Саттон, вежливое обращение «мадам» не является частью моего необычного занятия, и оно не для того, чтобы произвести эффект. Существует месье Ларчмонт.
Он долго медлил с ответом, и ей пришлось выдержать его проницательный взгляд, который, кажется, проник прямо ей в душу, обнажив всю скрываемую ложь.
Он молча ей поклонился, а потом пробормотал:
– Он счастливый человек. До завтра, мадам Ларчмонт.
Не доверяя своему голосу, она кивнула и поспешила к боковому входу скромного кирпичного здания. Завернув за угол, она метнулась в переулок, нашла какую-то нишу и прислонилась к кирпичной стене, тяжело дыша. Она не пошевелилась до тех пор, пока не стало слышно цоканье копыт по булыжной мостовой. После этого она направилась в менее респектабельную часть города, узкие улочки которой были ей так хорошо знакомы.
Настало время возвращаться домой.
Глава 3
Колин открыл чугунные ворота, которые вели к его городскому дому.
Туман уже спустился на землю, но здесь, в районе Гайд-парка, он был не такой густой, как на другом конце города, где он час назад оставил мадам Ларчмонт.
Превозмогая боль в ноге, он поднялся по каменным ступеням, и как только он оказался перед дубовой дверью, она распахнулась, а на пороге появилась высокая фигура человека с канделябром в руке. Колин тут же стер с лица всякое выражение, хотя не был уверен, поможет ли это ему – дворецкий Эллис всегда замечал все.
– Добрый вечер, милорд, – все тем же звучным голосом, который Колин знал с детства, сказал Эллис. – Как только вы уехали, вам был доставлен пакет. Он ожидает вас на письменном столе в библиотеке. Там же накрыт, как обычно, ваш ужин. Не желаете ли чашку шоколада?
Эллис был в курсе всего, что происходило в доме, до мельчайших деталей, включая детскую привычку Колина спускаться с лестниц по полированным перилам и таскать сладости из кухни. С годами Колин отказался от катания по перилам, но его любовь к сладкому нисколько не уменьшилась. Эллис знал и то, что Колин никогда не отправлялся спать сразу после того, как возвращался домой.
– Нет, спасибо, – покачал он головой. – Боюсь, что сегодня мне больше подойдет бренди.
В глазах Эллиса мелькнуло беспокойство, а его взгляд скользнул по сапогам Колина.
– Может быть, согреть одеяло?
– Нет, Эллис. Спасибо. Достаточно бренди. Увидимся завтра утром.
– Доброй ночи, милорд.
Отказавшись от канделябра, Колин прошел по темному коридору в библиотеку. Слава Богу, он прекрасно ориентировался в доме и был рад тому, что в темноте можно было не смотреть на портреты предков, развешанные на обитых шелком стенах. Он не любил на них смотреть с самого детства, всегда чувствуя на себе их осуждающие взгляды. Они словно знали, что он задумал какую-то шалость, и все хором напоминали ему о его долге и обязанностях, предписанных его титулом. Как будто слова «долг» и «обязанность» и так не вдалбливались ему каждую минуту его жизни.
В библиотеке он сразу же подошел к столу с графинами, не обращая внимания на сильную боль в ноге. Он налил себе порядочную порцию живительной влаги, удивившись тому, что у него дрожат руки. Он был готов приписать эту дрожь усталости, или голоду, или чему угодно, только не тому, что было на самом деле и в чем он не хотел признаваться. Однако он уже очень давно понял, что лгать другим – это часть жизни, которую он сам для себя выбрал, а вот лгать самому себе – это бесполезная трата времени.
Осушив одним глотком рюмку, он закрыл глаза, чтобы насладиться теплом стекающей по горлу жидкости. Если бы он смог собраться с духом и мыслями, он непременно посмеялся бы над собой за то, что так расстроен. Он налил себе еще бренди и, прихрамывая, направился к камину. Там он сел на кушетку и, облокотившись на колени, стал смотреть на огонь.
Сразу же перед его мысленным взором предстала мадам Ларчмонт, и он снова испытал такой же шок, как на званом вечере сегодня, когда увидел ее. От леди Мэллоран он узнал, что ее зовут Александра. Наконец-то у него будет ассоциироваться с именем лицо, преследовавшее его в течение последних четырех лет.