И тем не менее, беспокойство осталось. Черити даже приснился увеличенный до громадных размеров коготь насекомого. Она спрашивала себя, почему ее преследует эта картина, почему вызвала такой страх. Это существо с когтями мертво уже добрых пятнадцать тысяч лет, и даже, если это насекомое, то что в этом случае плохого? Что она ожидала увидеть? Маленьких зеленых человечков или галактических телефонных фетишистов с огромными головами и светящимися пальцами? Смешно.
Это была одна сторона медали, логическая.
Но имелась еще и вторая ее сторона, которая не давала ей спокойно спать во время всего восемнадцатидневного полета домой. Причина заключалась не только в этом когте, который они нашли: в душе она признавалась себе, что существовали десятки убедительных и тысячи всевозможных объяснений этой находки. Но что-то… тронуло ее внутри этого гигантского звездолета. И изменило. Она постоянно видела его во сне, и иногда циклопическое кольцо на его поверхности было не пустым, а заполнено какими-то страшными вещами, не имевшими названия, несколько раз из него выползали огромные насекомые и двигались прямо на нее, и…
В этом месте Черити всегда просыпалась, как будто режиссер этого фильма ужасов внутри нее приходил к выводу, что на этот раз достаточно страхов.
Черити никому не говорила о своих кошмарах, даже Майку. Один раз она собиралась поговорить с Беллингером – для чего же тогда у них на борту психолог? – но мысль о том, что их разговор будут слушать тысячи посторонних людей, заставила ее отказаться от этой идеи. На «Конкероре» не было ни одного укромного уголка, где бы они могли спокойно поговорить. Может быть, микрофоны и передатчики отключили после того, как их миссия была выполнена, но у Черити имелись на этот счет определенные сомнения.
Что же касается технической стороны их возвращения домой, то все происходило наилучшим образом. Через восемнадцать дней – добрая старушка Земля была так любезна, что встретила их, – «Конкерор» вошел в плотные слои атмосферы и приземлился с точностью до минуты на военно-воздушной базе Джефферсона. Та часть базы, где приземлился их корабль, была полностью блокирована от внешнего мира.
Черити ожидала, что ее ждут некоторые неприятности, но то, что произошло после их возвращения, превзошло все самые худшие опасения. Ее отделили от остального экипажа и обследовали, а после этого начались допросы, от которых она страдала гораздо больше, чем могла себе в этом признаться. Не было ни одной секунды ее пребывания на корабле, о которой бы ее ни спросили, ни одного кадра видеосъемки, которого бы ей ни пришлось объяснять, ни одного ее собственного слова – или даже на ходу брошенной реплики, – которые ей давали прослушать и которые надлежало прокомментировать, снова и снова, и снова, пока она уже и сама не знала, что сказала и почему. В конце она казалась самой себе почти преступницей.
Когда допросы закончились и ее – наконец – отпустили, начался второй этап пытки: звездолет прошел на расстоянии нескольких сотен тысяч километров мимо Земли и приближался теперь к солнцу, а Черити и пятеро ее товарищей были единственными источниками информации для общественности.
Это был настоящий ад.
Через три дня она уже тосковала по комнате допросов в штаб-квартире НАСА в Хьюстоне, а еще через три дня уже всерьез задумывалась о том, не открыть ли пальбу из револьвера по любому репортеру, который приблизится к ней ближе, чем на пять метров. Было почти невозможно, включив телевизор или раскрыв газету, не обнаружить там собственный портрет.
Так продолжалось три недели, но потом произошло событие, которое сразу отвлекло внимание общественности от капитана Черити Лейрд и других членов экспедиции на «Конкероре».
Звездолет вернулся.
И на этот раз совершил посадку.
Глава 3
Настоящее
12 декабря 1998 г.
Это были не героические спасатели, а луч кроваво-красного света, который внезапно возник из дверного проема и пронзил чудовищного паука. В мгновение ока тварь превратилась в кучу дымящегося шлака, но луч лазера не погас, а зигзагом двинулся дальше; оставив ярко-красный след на бетонном полу, он поразил второго монстра. Почти в тот же самый момент вспыхнул второй луч лазера, затем третий, а первый медленно погас. Пять секунд непрерывного огня, хладнокровно констатировала Черити. Зарядная обойма лазера была израсходована почти полностью.
И только потом до ее сознания дошло, что она спаслась.
Кто-то наклонился над ней. За затемненным стеклом шлема был виден только контур лица. По движению губ она поняла, что ее о чем-то спрашивали. Двое других продолжали непрерывно вести огонь. Боже мой, подумала Черити, сколько здесь этих мерзких пауков?!
Склонившийся над ней мужчина положил свое оружие на пол, недолго думая, схватил ее под руки и потащил за собой, отступая спиной к двери, из которой он появился вместе со своими товарищами. Черити бросила короткий взгляд в шлюзовую камеру. То, что она увидела, заставило еще раз болезненно сжаться ее сердце: чернота уступала место мерцающему огню бесчисленных пожаров, и этот адский огонь открыл ей воистину апокалиптическую картину: пол зала превратился в бурый шевелящийся ковер из сотен пауков, между которыми двигались другие, покрытые панцирем твари, состоящие из одних только зубов и колючек. Лазеры обоих солдат сжигали этих монстров десятками, но все было бесполезно. Их численное превосходство оказалось слишком велико, чтобы их можно было сдержать, даже имея в десять раз больше оружия.
Оба солдата отступили в маленькую шлюзовую камеру, в которой находились Черити и ее спаситель. Один из солдат ударил по панели, и дверь начала закрываться. Но она закрывалась мучительно медленно, а твари, как будто поняв, что добыча, которую они уже считали своей, может в последний момент ускользнуть от них, удвоили свои усилия. Несмотря на убийственный огонь лазеров, одному из огромных пауков удалось проскочить в дверь, прежде чем она окончательно закрылась.
Черити вскрикнула от страха, когда увидела, что один из солдат опустил свой лазер и направил его на мерзкую тварь. Если этот идиот включит свой гамма-излучатель в этой крошечной камере, то не только паук, но и они изжарятся в адском огне.
Но в последний момент солдат понял, что он чуть было не наделал, а, возможно, его остановил и крик Черити. Вместо того, чтобы нажать на спусковой крючок, он схватил свое оружие за ствол и прикончил паука прикладом. Тяжело дыша, он выпрямился и повернулся к Черити. Сквозь смотровое стекло шлема она заметила на его лице извиняющуюся улыбку.
– Спасибо. Я… чуть было не потерял голову.
Он бросил оружие на пол, поднял руки к вороту своего серебристого комбинезона и резким движением снял шлем. Из-под шлема появилось очень юное – и в данный момент очень изнуренное – лицо: темные глаза, в которых отражался какой-то неопределенный страх, узкий, плотно сжатый рот и впалые бледные щеки. Ему было не больше двадцати пяти лет, но у него было лицо человека, который пережил сто лет террора. С тех пор как начался весь этот кошмар, Черити встречала почти исключительно только такие лица.
– У вас все в порядке? – спросил он.
И не ожидая ответа, присел рядом с ней на корточки. Затем вытащил из-за пояса нож и начал разрезать нити паутины, которые опутывали Черити. Хотя он действовал очень осторожно, Черити от боли сжала зубы. Нити не только жгли как кислота, но и очень прочно приклеивались к коже, и когда он их отрывал, на них оставались частички кожи и кровь. Когда он наконец закончил, у Черити в глазах стояли слезы. Она чувствовала себя так, как будто с нее с живой пытались снять кожу.
– Ну вот, – сказал молодой солдат. – На первый раз достаточно. Остальное удалит доктор. Внизу, в бункере. С вами все в порядке? – спросил он еще раз.
Черити кивнула, осторожно села и, сжав зубы, ощупала свое лицо. Когда она отняла руку, ее пальцы были в крови.