Я вот уже несколько минут стоял и пялился во все глаза на гигантское готическое сооружение, обрамленное каменным кружевом по каждому метру. Сразу вспомнились телепередачи про Кельнский собор и Нотр-Дам де Пари – здесь глаза также разбегались, не позволяя сконцентрироваться на чем-то одном, а нетерпеливо бросали взгляд то на изукрашенные нефы, то на замысловатый барельеф, то на скалящихся горгулий с трубками, торчащими изо рта. Но через какое-то время Новая Ратуша стала мне омерзительна. В определенный момент все эти полости и стрельчатые окна слились воедино и здание стало каким-то жутким архитектурным воплощением лица Хранителя Вокзала – такая же показная хрупкость и каменное безразличие. Я поспешил прочь от неприятного видения, поджимая плечи, ожидая, что сооружение в любую секунду может выдохнуть это пугающе безразличное «э».
Ноги несли меня вперед, подальше от притягивающего взгляд каменного кружева, подальше от вездесущих туристов, фотографировавших «лицо» моего подвального знакомца. Минуя дорогие бутики и пафосные ресторанчики, я избегал встречаться глазами с прохожими. Что-то было в их надменно-вопросительных лицах, что заставляло меня ускорять шаг. На этой улице элитных заведений я чувствовал себя чужим, и, казалось, сейчас швейцар, мимо которого я почти пробежал, поймает меня за локоть и спросит – а не украл ли я это новое кожаное пальто или костюм – ведь за всем этим меня выдавало нищее лицо забитого мальчика из Магнитогорска. Я, будто нес на себе под всей этой дорогой одеждой некую чужеродность, почти физическую «непринадлежность» к этим потаенным уголкам «рая», и, казалось, будто все взгляды направлены на меня. Вместо слабых сентябрьских солнечных лучей, что светили, но не грели, мне виделось, будто в мою спину хищно вцепился луч прожектора и вот-вот раздастся лай овчарок.
Так, непонятно от кого убегая, плутая и путая след я вернулся в район неприкаянных и чужих – к Главному Вокзалу. Моя неожиданная истерика сходила на нет, шаг стал ровнее а сердце перестало метаться пойманной птицей. Домой пока не хотелось, и я снова, вопреки своему обыкновению, пошел на голоса и звуки музыки. На маленькой улочке, прямо напротив входа Хауптбанхофа ютились несколько хостелов. У дверей толпились люди моего возраста и курили.
Кстати, об этом, вот уже несколько месяцев я не мог себе позволить сигареты – знай я, сколько они стоят в Германии заранее, я бы никогда не позволил себе приобрести столь дорогую и пагубную привычку. Все то время, пока я жил в Мюнхене, я почти не курил. Иногда удавалось стащить пару штук из пачки, которую Салим всегда оставлял в кладовке – замечал он это или нет – я не знаю. Временами, во время перерывов удавалось попросить сигарету у пассажиров, что вдыхали горьковатый дым у входа на вокзал. И, о, Господи, как же мне безумно хотелось курить. Ежедневно идя на работу, я с завистью смотрел на тех, кто свесившись из окна встречал рассвет с сигаретой в руках. Но вот – теперь у меня достаточно денег и я, как обычно, не подумал о самом насущном. Магазинов поблизости я не обнаружил. Может стоит попросить вот у тех ребят у входа?
Я подошел к компании из трех парней – примерно моего возраста – со стороны могло показаться, что они ссорятся – так эмоциональны были их жесты и так громко они разговаривали, но я уже научился отличать итальянцев. Пробормотав что-то невнятное, я поднес два пальца к губам, и мне, не прерывая беседы, протянули аж три белые палочки.
Из-за стеклянных дверей хостела слышались смех и музыка. Приглядевшись, я заметил барную стойку и, недолго думая, затушил сигарету и направился внутрь. Звуки легкого «девчачьего» рока, в стиле тех, что крутили в моем детстве по «МТВ» были оглушающими. Толпа у бара наводила ужас – это живое многоголосое море колыхалось, жужжало десятками голосов и звенело стаканами. Я с трудом протиснулся к бару и заказал себе пиво. Бармен, не пряча своего неудовольствия, понес менять мою сотню на бар, а в руке у меня оказался ледяной стакан пенящегося напитка.
Сделав пару глотков, я почувствовал, что алкоголь был не лучшей идеей. Минуя «бурные студенческие годы» я сразу отправился мыть туалеты в чужой стране, таким образом почти избежав употребления спиртосодержащих напитков, совершенно не накопив опыта в общении с зеленым змием. В голове сразу стало шумно, как в баре, ноги стали немного ватными, да и вечный недосып тут же липким языком прошелся по глазам, заставляя клевать носом. В самом углу бара я приметил одинокий стул – рядом с дверью пожарного выхода. Мне бы не помешало немного посидеть, отдохнуть и прийти в себя. Пока я протискивался сквозь толпу, где-то у стойки мелькнули рыжие волосы, рассыпавшиеся по черной кофточке с золотыми блестками. В районе сердца закололо, а шум в ушах стал лишь громче. С трудом дойдя до стула, я плюхнулся на сиденье всем весом, будто из меня вынули все кости, и тело осело ношеным костюмом на полированное дерево.