Я вот я испытал это ощущение снова. Это присутствие хищной твари под боком. Осторожно отступая в сторону, я вдруг скривился от боли – что-то упиралось мне в бок. В пыли мои пальцы наткнулись на что-то напоминающее дверную ручку. Судя по звукам сандалий, Салим был близко, а крыса и того ближе, так что я, ни секунды не задумываясь, нажал на ручку двери – и кто ее додумался поставить в таком месте - она же едва открывается? Та с неохотным скрипом поддалась и с косяка на меня посыпалась какая-то труха и пыль – словно дверь давно не открывали. Я нырнул внутрь помещения и захлопнул ее за собой.
Прислушавшись, я уловил удаляющиеся шлепки сандалий и немного успокоился. Теперь у меня достаточно времени, чтобы обдумать… А что мне обдумывать? Наверное, все. И, скорее всего, в результате этих размышлений я приду к мысли, что лучше мне просто остаться здесь. Лечь в уголок и уснуть. А потом за мной придет мама и отнесет меня домой на руках. Мысль о матери скрутила меня болью и скорбью и я действительно свернулся в позу эмбриона прямо на полу пустой комнаты. Под моим весом захрустели крысиные косточки, которыми был обильно усыпан пол. Включив фонарик на телефоне я осмотрел комнату. Это было абсолютно пустое квадратное помещение – несколько крючьев на стенах, явно под трубы, крысиные кости, помет и прочий мусор, но в остальном, комната казалась пустой и была чуть больше среднего шкафа. Впрочем, я ошибся, когда поднял голову и пребольно ударился о какую-то трубу, не замеченную мной в неверном свете фонарика мобильного, торчавшую из стены на локоть, примерно на уровне колен. Труба была шириной примерно в полметра, шла прямо из стены и была грубо обрезана, видимо, когда-то перестав выполнять свою функцию, да так и оставшись торчать из стены скорбным обрубком.
Так вот сразу после удара, когда я только потянулся потереть больное место – явно будет шишка – из трубы раздался странный звук. Его можно было сравнить на звук того, как кто-то наступает в горку пепла. Это было как легкое дуновение ветра, этот звук можно было бы не заметить, и я бы не замер в ужасе, если бы он не повторился вновь. Это не была старая вентиляция, не ветер и даже не крысы, копошащиеся в мусоре. Похожий звук издавала моя мать ,когда в ее голове взорвалась маленькая бомба замедленного действия. Это невысказанное слово, когда казалось бы, ты хочешь что-то сказать, но твое горло издает некое краткое, в долю секунды, почти неслышимое «э». И этот звук исходил из трубы. Наверное, не будь я вот уже несколько месяцев на грани суицида, я бы ни за какие земные богатства не заглянул в эту трубу. Но, похоже, мой инстинкт самосохранения сдал позиции и внутри меня плотно угнездилось шестое чувство, что я должен увидеть что или…кто издает этот звук.
Миллиметр за миллиметром я поднимал голову, надеясь, что взгляд хоть краешком глаза позволит мне подготовиться к увиденному. Но я ошибался. То что предстало моему взору пригвоздило меня к полу. Мои мускулы напряглись и застыли, подобно камню, не давая мне совершить ни малейшего движения. Все мое существо желало кричать от ужаса, но …мой голос вторил существу по ту сторону трубы. Такое же бессмысленное и отчаянное, краткое «Э». А потом в лицо мне с глухим шелестом высыпалась стопка денег. Краем глаза я успел заметить евро, доллары и еще какие-то незнакомые мне купюры, также были и рубли. Они рассыпались у меня под ногами. Существо благосклонно кивнуло, снова издав этот звук, тем самым разрушив последнюю иллюзию нереальности происходящего. До последнего я пытался уверить себя, что это чья-то злая шутка, игра воображения, удачно упавшая тень…Но теперь я понимал – что бы я сейчас ни видел перед собой – живое.
В тот день я так и не смог вернуться к работе. Даже не сняв вонючий комбинезон я убежал домой, сжимая в карманах купюры. Зайдя в свою комнатушку, я бросил деньги на пол и, наконец, осел, дав волю слезам. На полу передо мной по самым скромным оценкам лежало три-четыре моих зарплаты и, весь в зарубках, словно погрызенный, ржавый ключ. Совершенно механически ответив на звонок Тарика и соврав что-то про отравление, я продолжал пялиться на разбросанное передо мной сокровище, но денег не видел. Перед моими глазами застыло лицо моей матери – глубокие носогубные морщины, редкие седеющие волосы, поджатые тонкие губы и черные провалы глаз – именно ее лицо мне довелось узреть там, в глубине трубы – будто покрытое пеплом, неживое, похожее на посмертную маску, но это было лицо моей матери, чье тело покоилось на кладбище в Магнитогорске. И это моя мама снова спасала меня – от беспросветной жизни на гадостной лапше, что разводят кипятком, от дешевой одежды, что выбрасывают со скидкой на полки супермаркетов и те валяются беспорядочной грудой между ящиками с картофелем и полкой с яйцами. Слезы ужаса и благодарности катились из моих глаз, пока я набирал в поисковой строке браузера самый простой запрос из многих, совершенных мной за сегодня – «призраки».