Глава 1
Глава 1
– Хм-м, – проговорил тоненький голосок Гарри в ухо. – Трудно. Очень трудно. Вижу, отваги изрядно. И неплохие мозги. И одарённость, Боже мой, да… и огромная жажда самоутверждения, о, вот это интересно… И куда же мне тебя определить?
Гарри стиснул край табуретки, и ужасная мысль поразила его, как это обычно и бывает, когда очень нервничаешь. Что, если он вообще не будет отсортирован? Что, если он так и просидит со шляпой, надвинутой на глаза, до скончания веков, пока профессор МакГонагалл не сорвёт её с его головы и не скажет, что, очевидно, произошла ошибка и ему лучше отправляться обратно на поезд? Интересно, случалось ли такое раньше?
И представлять не хочется, как он покажется на глаза Дурслям, провалив первый же экзамен на волшебство. Дадли засмеётся, а тётя Петуния хмыкнет, а дядя Вернон скажет, что он всегда знал: из Гарри ничего путного не выйдет.
«Хотя бы куда-нибудь, – мысленно взмолился он, – куда-нибудь, где я придусь ко двору».
– О, никаких пожеланий? – спросил тоненький голосок. – Ты уверен? Ладно, раз так, отправляйся-ка ты лучше в СЛИИИЗЕЕРИИН!
В Большом зале повисла оглушительная тишина.
Гарри приподнял потрёпанную шляпу и, увидев изумление, застывшее на лицах окружающих, прикусил губу. Он обернулся посмотреть на Хагрида, сидящего с краю преподавательского стола, – великан нахмурился, и у Гарри оборвалось сердце. Недалеко от Хагрида, рядом с заикающимся профессором Квирреллом в нелепом тюрбане, сидел человек с тёмными глазами, крючковатым носом и завесой засаленных чёрных волос, на лице которого огромнейшее удивление мгновенно сменилось абсолютным равнодушием.
Гарри опознал этот взгляд: такой бывал и у него самого, когда он был расстроен или по-настоящему на что-нибудь зол, но не хотел, чтобы Дурсли его за это выбранили. Он привык скрывать свои чувства, и, судя по продолжавшейся тишине, этот навык и здесь ему пригодится.
Темноглазый заметил его внимание и, чуть помедлив, дёрнул подбородком в сторону стола, за который садились другие распределённые в Слизерин. Гарри покорно сполз с табуретки и, вручив шляпу профессору МакГонагалл, двинулся к своим новым одноклассникам.
Он остановился рядом со столом, где ранее отсортированные слизеринцы пялились на него, словно у него было, по меньшей мере, три головы. Гарри был уверен, что ещё чуть-чуть, и он услышит единодушное «Вали отсюда!», как вдруг один из них, жилистый мальчик, отправленный в Слизерин за два человека до Гарри, подвинулся и махнул рукой в сторону места, освободившегося рядом с ним.
«Его зовут Нотт, – вспомнил Гарри, – Теодор Нотт».
– Садись, Поттер. И, Бога ради, прекрати таращиться!
– Спасибо, – ответил Гарри и проскользнул на своё место, опустив глаза, чтобы избежать удивлённых взглядов.
Все остальные в зале наконец-то вспомнили, что они делали до того, как распределение Гарри вызвало всеобщий переполох, и вновь принялись следить за тем, как «Томас, Дин» был распределён шляпой в Гриффиндор, следующая за ним «Турпин, Лайза» отправлена в Рэйвенкло, а «Уизли, Рональд» – в Гриффиндор. Последний, «Забини, Блейз», был определён в Слизерин. Гарри вместе со всеми похлопал и подвинулся, чтобы Забини смог сесть с другой стороны от Нотта.
Профессор МакГонагалл скатала и убрала свой свиток.
Глава 2
Одиннадцать лет Северус Снейп боялся этого дня. Ему было прекрасно известно, что Гарри Поттер однажды появится в Хогвартсе – имя мальчика внесено в список с самого его рождения, и Северус всегда знал, что придётся терпеть ежедневное напоминание о Джеймсе: и в своём классе, и в Большом зале во время еды, и даже в коридорах. Он лелеял свой страх, вымешивал, как хорошую глину; словно опытный мастер, придавал идеальную форму своей ненависти. Он жаждал мщения. Он предвидел, что мальчишка окажется точной копией своего отца. Даже после смерти Джеймса и Лили он знал, что кровь себя покажет; он был уверен: мальчишка не сможет этого изменить. Как хотите, но Поттер просто обречён стать заносчивым, тщеславным и пакостным – с исключительной тягой к нарушению правил.
Но он никак не ожидал, что сын Джеймса и Лили может оказаться слизеринцем.
Когда тишина опустилась на Большой зал после шокирующего объявления шляпы, Северус на одно мгновение решил, что ослышался. Должно быть, это ошибка. Разве мог великолепный Мальчик-Который-Выжил быть распределён куда-нибудь ещё, кроме как на Гриффиндор, факультет, где учился его всеми обожаемый мерзкий папаша? Но, тем не менее, мальчишка стоял молча, растерянно озираясь, как будто все его надежды рушились: да как они посмели?! Никаких тебе аплодисментов, – ужас! – но в следующую секунду лицо Поттера вновь стало равнодушным, и его подбородок чуть дёрнулся вверх.
Северус даже мог бы похлопать выдержке маленького ничтожества, – никогда не позволяй им сломить себя, парень! – но вместо этого, когда мальчишка перехватил его взгляд, Северус лишь указал на слизеринский стол, и Гарри отправился к своим одноклассникам. В конце концов, это так по-поттеровски – думать, что ему будут рукоплескать единственно за то, что он соизволил надеть распределительную шляпу. Губы Северуса скривились в отвращении. Это так похоже на сопляка Поттера – нехотя снизойти до своего нового факультета.
Он смотрел, как мальчишка садится рядом с Ноттом и как Забини минутой позже присоединяется к ним. Хотя голова Поттера была низко опущена, Северус заметил быстрые взгляды, которые мальчишка метал по сторонам, должно быть, в надежде привлечь к себе хотя бы какое-нибудь внимание. Отвратительный сопляк.
Альбус выдал свою обычную бессмысленную речь, такую же, как говорил каждый год, однако Северус мог бы поклясться, что уловил крошечную нотку огорчения в голосе директора. Ах да, конечно, старый глупец был уверен, что поттеровское отродье попадёт на его собственный факультет. Естественно, он разочарован. Как и все остальные.
Наконец традиционное празднество началось, и во время еды Северус, как обычно, наблюдал за студентами и особенно – за слизеринцами. Это давало ему возможность понять, какие группы могут сложиться в этом году, а Северус умел извлечь пользу из подобной информации.
Кровавый барон, паривший над слизеринским столом слишком близко к Малфою, перекрывал тому доступ к еде; но смотрел-то призрак вовсе не на Малфоя, а на Поттера. И смотрел задумчиво.
Северус вздохнул: это не предвещало ничего хорошего.
Он видел, как Сопляк-Который-Выжил то пялится на огромные блюда с угощением, то таращит свои пустые глаза на других студентов. Северус отметил, что Сопляк не положил себе никакой еды, пока не убедился, что все остальные с верхом наполнили свои тарелки. И только тогда он схватил куриную ногу, прикрывая её всем телом, словно дикое животное, защищающее свою добычу от других хищников. Несомненно, слизеринские змейки были хищниками, но Мерлина ради, не настолько же неотёсанными, чтобы воровать друг у друга еду! Они были хорошо воспитаны, не то что Сопляк-Который-Выжил-Чтобы-Всех-Раздражать.
Пир шёл своим чередом. Северус устал от бормотанья тюрбаноголового учителя ЗОТИ и от возмущённых комментариев Минервы по поводу распределения; совершенно ясно: она, как и Альбус, ожидала, что Сопляк будет учиться на её факультете. Северус чуть было не предложил ей забрать мальчишку себе. Но он никогда не переводил студентов со своего факультета прежде, не собирался создавать прецедента и сейчас, тем более Поттер был последним человеком, для которого Северус сделал бы исключение.
По окончании ужина Северус залюбовался, как префекты его факультета чинно выводят остальных слизеринцев из Большого зала; они шагали друг за другом, от первого курса до седьмого, спокойно и в идеальном порядке. Северус довольно кивнул: другим деканам оставалось только смотреть, как их подопечные шумно ломятся к выходу из Зала, со скрежетом отодвигая скамьи и создавая давку. Их факультетам никогда не достичь организованности и чёткости Слизерина, и одним из преимуществ положения Северуса была возможность наслаждаться этим отличием.
Подождав ещё минут десять, пока префекты отведут змеек-первокурсников в гостиную факультета, Северус поднялся из-за учительского стола и направился в подземелья. Для новоиспечённых слизеринцев первый вечер в школе всегда был самым длинным, поскольку Северус предпочитал объявлять установленные правила сразу же, в отличие от Гриффиндора, студентам которого вообще редко разъясняли правила, или других факультетов, где действовавшие порядки доводились до учащихся постепенно, от года к году. Возмутительно! Если ребенок не знает правил, от него нельзя ожидать, что он поймёт, когда именно переступил черту, и воспримет наказание как справедливое возмездие за свой проступок.