— Марина, дочка, ничего не хочешь мне рассказать? — спросил он, убирая руки в карманы брюк. Он пытался выглядеть спокойнее, но у него ничего не получалось и Карине было страшно от этого вдвойне.
— Нет, пап. Все хорошо, даже замечательно. Сегодня была контрольная по физике, думаю, что все прошло неплохо, а еще по литературе сочинение написала, ну там тоже меньше четверки не будет…
— А с химией? — спросил он и ноги Карины подкосились. «Он знает!» — пронеслось в ее голове, но она ничего не сказала, лишь сильнее сжала губы. Она начинала дрожать, а вот Марина была все еще спокойна, будто и не догадывалась, что именно хотел услышать от нее отец.
— А что с ней? — удивленно спросила Марина, хотя Карина все же заметила, как ее сестра нервно поправляла края пиджака, дабы не показывать свою блузку. Что с ней? — все с химией хорошо, завтра оценки расскажут по практическим. Не думаю, что получу тройку, с этим предметом у меня все хорошо…
— Хорошо? — хмыкнул мужчина, смотря на дочь. — хорошо? — повторил он громче, и Маринка лишь кивнула.
Сомнений не оставалось, он все знал. Знал и ждал, когда все расскажет ему Маринка, сама, но она молчала.
— Не сомневаюсь. Ты ведь ради этого «хорошо» — нарисовав в воздухе кавычки пальцами, прикрикнул он. — раздвигаешь перед этим своим учителем ноги, дочка? Не делай вид, что не знаешь, о чем я говорю! Я все видел, все знаю и ты не поверишь, как я зол. Я вбухиваю в вас деньги, строю планы на ваши жизни, чтобы вы ни в чем не нуждались, а ты позволяешь какому-то малокососу лапать себя на учительском столе? На его столе, Марина! Тебе едва исполнилось шестнадцать, о чем ты думаешь?
— Милый, я не понимаю…
— Твоя дочь спит с учителем, Виктория. И я в жизни не поверю, что ты не заметила этого, — прервал он мать.
Бабушка сидела спокойно и бросала осуждающие и сочувствующие взгляды на Марину, мать протянула ей руку и сжала плечо дочери. Даже сейчас все внимание было направлено на Марину и никто из них, кроме сверенного отца, не вспомнил о Карине, которая стояла за их спинами и мысленно надеялась на то, что он отпустит ее на соревнования. Он ведь мог забыть о своем обещании, мог сжалиться, мог…
— С этого дня вы вдвоем, — он посмотрел сначала на Маринку, потом на Карину. — ходите только в школу и никуда больше. Дом, школа, дом. Никаких дополнительных занятий, никаких тренировок. Ничего и никого за пределами стен дома, — от услышанного Карина сжала пальцы до легкого привычного хруста и опустила голову, прикрывая глаза. Вдох-выдох-вдох.
— Милый, у них выпускной класс. Им нужно посещать…
— Ничего не нужно, Виктория! — крикнул он. — ты дура или не понимаешь, во что ввязалась твоя дочь? Она спала с учителем. Очнись! А если она беременна, ты вообще думала, что творишь? — обращался он уже к Марине, которая начала реветь взахлеб, тем самым пытаясь разжалобить всех, но ни отец, ни Карина, которая затаивала обиду на сестру, были неприступны.
— Твой Евгений с сегодняшнего дня в школе не работает и если я узнаю, что ты поддерживаешь с ним связь, засужу. Его отправлю в тюрьму по статье, тебя запру в каком-нибудь пансионате на всю твою жизнь, поняла меня?
— Пап, я люблю его…
— Любишь? Тебе шестнадцать, а ему двадцать два, — он продолжил кричать и никто в комнате не мог его остановить, все слушали его, мать и бабушка обнимали и успокаивали рыдающую Маринку, а Карина просто стояла и едва держалась на ногах, чтобы не наброситься на сестру и хорошенько ее не побить выбить из той всю дурь.
Мужчина что-то говорил о законе, статье и правилах, нормах приличия. О том, что его дочь никогда бы не спуталась с преподавателем, да и вообще с мужчиной намного старше ее самой.
— Тебе мало ровесников? — прикрикнул он, злобно смотря на дочь. — ладно б было бы ему семнадцать, да пусть хоть восемнадцать, но не двадцать же два, Марина!
Сама же девушка тряслась, у нее начиналась истерика, но Карина была уверена в том, что сестра играла на публику. Она тем самым смягчала удар от нападок отца, так было всегда и всякий раз у Марины получается это замечательно. Карина даже как-то хотела купить статуэтку Оскар и подарить его сестре, но тогда бы между ними вновь началась ссора. Хотя она и не прекращалась.
— Все, прочь с глаз моих. Развела тут пруд, надо было реветь, когда… Все, Марина, уйти, — махнув на нее рукой, произнес мужчина. Девушка подняла голову, посмотрела на отца красными от слез глазами и не смело поднялась на ноги. Она дрожала, хотя дрожь ее была сильнее обычной. «Переигрываешь!» — подметила Карина. Виктория Дмитриевна и бабушка взяли Марину под руки и пошли с ней в ее комнату, они все еще ее успокаивали.
Мужчина рухнул в кресло, устало потер лицо и посмотрел на Карину. Он все еще был зол, и она это видела и понимала, но надеялась, что он смягчится. Ведь она-то ни в чем не виновата. Не она пряталась по кабинетам с собственным учителем, не она снова и снова позорила фамилию семьи, не она училась «на отвали!»… Но по взгляду Карина понимала, что надеяться на лучшее смысла нет. Отец грозен и не укротим, сейчас он в таком настроении, что без проблем мог собственноручно казнить бедного учителя химии, который поддался чарам Маринки. В чем-то его Карине даже было жаль, но после она вспоминала как те безрассудно себя повели и жалость исчезала.
— Пап…
— Иди Карина, — серьезно произнес мужчина, упуская руки на подлокотники кресла. — я устал.
— Пап, всего один вопрос. Только один. Ты ведь разрешишь мне поехать на соревнования? Это очень важно для меня…
— Нет, ты остаешься дома, — в груди что-то щелкнуло, последняя толика надежды упала в бездну, из которой выхода не было. Карина едва не упала, она сильнее вжалась пальцами в обивку дивана, едва не разрывая его на части. — я слов на ветер не бросаю, ты ведь меня знаешь. За проступок одной, наказание получают обе. Никак иначе.
— Хорошо, я поняла, — сухо произнесла Карина, а после развернулась и пошла в свою комнату. Она шла медленно, будто надеялась, что отец ее передумает, но он молчал. Опустил голову на колени, потирал пальцами виски и молчал, думал над тем, где в воспитании допустил ошибку, почему Марина стала такой неконтролируемой и как это можно исправить.
Карина опиралась рукой о перила, боясь упасть. Ноги не слушались, она шла на автомате. Не проронила не слова, поднялась на второй этаж и подошла к своей комнате. Все тело болело, голова кружилась, в мыслях проносились лишь слова тренера о том, что она непременно поедет в город, понравится жюри и уже в следующем году будет учиться в спортивной школе, как того и хотела. К тому же у нее хорошие задатки, есть перспектива. Отец был против, он мог бы замолвить за нее словечко и девушку тут же бы взяли, но он не делала этого. «Если хочешь, добивайся этого сама!» — сказал он, а она и не спорила. Она ведь почти добилась, стала лучшей и должна была показать свои умения на соревнованиях, но все пропало. Видимо этой мечте было не суждено сбыться.
— Мам, как он не-е понимае-ет, — Карина слышала плач сестры сквозь приоткрытую дверь и злилась еще сильнее. Что с этой девушкой не так? Почему она не могла немного потерпеть, попытаться прятаться лучше, чтобы не разрушать мечта сестры? Почему нужно было целоваться и раздвигать ноги перед этим мужиком в школе, где их могли увидеть в любой момент? Почему она такая не серьезная и безответственная?
Карина не помнила, как ворвалась в комнату сестры и набросилась на нее с криками. Она не стеснялась слов и выражений, говорила той все, что о ней думала. То, о чем бы молчала всю жизнь, если бы смогла. Но сейчас девушка была так зла и рассержена, что сдерживаться было невозможно. Она пыталась, сжимала руки в кулаки, чтобы утаить в себе всю обиду и боль, ненависть и презрение к родному человеку, но чувства все росли и росли. Они словно снежный ком шли по наклонной и не собирались останавливаться. Сейчас ком внутри Карины был столь большим, что ее распирало, она хотела высказаться, хотела, чтобы ее сестра ее услышала…