Выбрать главу

Я нахожусь в ванной дольше, чем мне хотелось бы, в основном потому, что чуть не засыпаю на унитазе. Как только я выхожу в коридор, пьянящий аромат кленового бекона врывается в мои ноздри, заставляя рот зашипеть.

Почему я чувствую запах бекона?

Зайдя за угол, я с приятным удивлением обнаруживаю белокурого гиганта, сгорбившегося над моей плитой и напевающего себе под нос. Невозможно отрицать, чья это спина. Хейз находится на моей кухне и готовит мне завтрак. Неужели я попала в какую-то параллельную вселенную? Этого не может быть.

Он сбросил полотенце и переоделся в чистую одежду, и теперь, когда освещение более чем приятное, я могу оценить, как ткань облегает каждый его мускул. Я наблюдаю с полуприкрытыми глазами, как он тянется вверх, чтобы взять что-то со шкафа, отчего подол его футболки поднимается, обнажая пресс. Слабый манящий след, исчезающий под поясом его брюк, притягивает меня.

Господи, дай мне сил. Заставь меня думать о чем-нибудь еще, кроме как о том, чтобы скакать на Хейзе так, будто это Кентуккийское дерби.

— Хейз? — произношу я, едва его имя слетает с моих губ.

Хейз заканчивает выкладывать на тарелку последнюю порцию шипящего бекона, и все его лицо озаряется, когда его взгляд падает на меня и смягчается.

— Ты проснулась, — щебечет он, нагружая руки многочисленными тарелками с завтраком.

Он приготовил не только бекон, но и стопку блинчиков с шоколадной крошкой, миску фруктового салата и яичницу.

Смятение когтями впивается мне в грудь.

— Не помню, чтобы у меня в доме было столько еды, — комментирую я, и между моими бровями образуется небольшая складка.

— Не было. Я сходил за продуктами.

— Ты сходил за продуктами?

Он кивает головой.

— У меня была изрядная доля тяжелого похмелья, и мне показалось, что тебе не помешало бы немного взбодриться.

— Тебе не нужно было ничего для меня делать, — настаиваю я, качая головой.

Хейз одаривает меня обезоруживающей ухмылкой, которая порождает внутри меня огненную бурю. В моем сердце зарождается тепло, которое поддерживает неясное кровообращение в венах.

— Я хотел.

Его слова так просты, так прямолинейны, но это самое прекрасное провозглашение, которое я когда-либо слышала.

Скажи спасибо, Айрис.

Мои щеки вспыхивают, и я с трудом пытаюсь втянуть в себя хоть один атом кислорода.

— Я...

Должно быть, он уловил мое беспокойство, потому что берет инициативу в свои руки.

— Как ты себя чувствуешь? Думаешь, сможешь перекусить?

Я открываю рот, чтобы ответить ему, но вместо этого мой желудок издает оглушительное рычание.

Его мускулистый живот сотрясается от искреннего хихиканья.

— Я расцениваю это как «да», — говорит он, отодвигая для меня стул.

Я краснею и без возражений опускаюсь в кресло. Внутри меня бушует путаница нервов, и это последнее, что я хочу чувствовать в одиннадцать утра.

Я терпеливо жду, пока Хейз сядет напротив меня, но как только я беру вилку, все мои женские манеры летят в окно. Боже мой. Шоколадная крошка из блинчиков тает на языке, а сладость прекрасно сочетается с солью бекона.

— Это невероятно, — бормочу я сквозь еду, прикрывая рот рукой.

Хейз смущенно пожимает плечами.

— В свое время я прошел через стадию «Мастер-шефа». Это не то чтобы одобрено Горданом Рамзи, но очень даже неплохо.

Я с энтузиазмом мотаю головой, отламывая кусок блина и хрустящий кусочек бекона. Как только сочетание вкусов проникает в мои вкусовые рецепторы, из меня вырывается оргазмический стон, и я откидываюсь на спинку стула.

Хейз вздрагивает.

— Господи, ты меня убиваешь.

— Что?

Он отодвигает от себя пустую тарелку, которая, я готова поклясться, только что была до краев наполнена едой. Его адамово яблоко скользит по горлу.

— Я.. неважно.

Как только я покончила с едой, Хейз вскакивает со своего места и в два быстрых шага оказывается прямо рядом со мной. Его вид обрушивается на меня, как грузовой поезд, и заставляет подняться со стула.

Его мозолистая рука проводит по контуру моей щеки.

— Можно тебя поцеловать?

Я так близко к нему, что вижу свое непропорциональное отражение в его зрачках, чувствую сладкий привкус шоколада в его дыхании, чувствую тепло, исходящее от его тела приливными волнами.

Его взгляд скользит по моим губам, вызывая волнение, пронизывающее каждый дюйм моего тела. Я принимаю его приглашение без слов, поднимаюсь на цыпочки, обхватываю его шею руками и медленно наклоняюсь. Я жду его, предвкушаю его и благодарю свой адреналин за то, что он держит меня в его объятиях.

Когда наши губы встречаются друг с другом, я вдыхаю его аромат, словно весь мир внезапно свалился с моих плеч. Он на вкус как теплый полдень, и я боюсь, что если рискну отвести взгляд, он растворится на фоне моего воображения.

Я хочу прижать его ближе, хочу углубить поцелуй. Его язык нащупывает шов на моих губах, требуя входа, и я позволяю ему проскользнуть глубже в мой рот, открывая ему полный доступ к самым нитям моей ДНК.

Его рука обхватывает мое горло, слегка надавливая по обе стороны от нее, и у меня перехватывает дыхание. Я впиваюсь пальцами в его спину, царапая ногтями мягкий материал его футболки. Мои торчащие соски задевают его грудь, а вязкое возбуждение пропитывает мои трусики.

В его горле раздается рык, и он сжимает руки на моей талии, притягивая меня к себе. Я подставляю ключицу и замираю, когда его губы приникают к кости. Он затягивает тонкую кожу между зубами, сосет, кусает, а затем успокаивает багровый след от укуса движением языка.

От его прикосновений по моему телу пробегают мелкие толчки.

— Я... хочу...

— Чего ты хочешь, Айрис? — Хейз дразнит, проводя рукой по моему животу и задерживаясь чуть ниже груди. Бас его голоса подливает масла в огонь вожделения, пылающий во мне.

— Я...

Меня прерывает звонок телефона Хейза.

Он позволяет ему прозвонить несколько раз, а затем с тихим стоном берет трубку, отстраняясь.

Я нахмуриваюсь, стараясь, чтобы тепло в моей киске утихло.

Вот дерьмо. Почему я позволила ему поцеловать себя? Это плохо кончится, я точно знаю. Мое правило номер один — никогда никого не впускать. И что же я делаю первым делом? Я впускаю кого-то.

Хейз выглядит взволнованным, слушая голос по ту сторону динамика, и отвечает резко.

— Хорошо, я уже еду.

Когда он кладет трубку, в его глазах плещется сожаление.

— Мне очень жаль. Мне нужно идти на работу.