У Бристола есть целая страница, посвященная тому, как он случайно сбрил одну из своих бровей после просмотра на YouTube урока по мужскому бритью. Кит... Я вообще-то не знаю, что есть на Кита. Неужели с ним ничего нет? Нет, это не может быть правдой. А может, и правда. Все, что делает Кит, глупо, так что, возможно, мы просто устали постоянно его фотографировать.
Мои фотографии, пожалуй, самые постыдные. А я не из тех, кого легко смутить, понимаете? Когда я учился в колледже, между мной и Бристолем шла война розыгрышей. Думаю, все началось с того, что я случайно испортил его свидание — я просто хотел посмотреть с ними «Дневник памяти», ясно? — но он утверждает, что я сделал это специально.
В следующие выходные у нашей хоккейной команды была важная игра против Соболей Санта-Барбары. Весь сезон мы играли неважно, поэтому нам нужно было что-то менять. Именно тогда я начал сильно набирать вес и чаще посещать спортзал, чтобы иметь возможность противостоять более крупным игрокам.
Бристол, будучи клоуном, каким он был в то время, решил, что будет очень забавно подмешать слабительное в мой протеиновый напиток перед игрой. На самом деле это было совсем не смешно. После игры я просидел в туалете добрых три часа. И это секрет, который я унесу с собой в могилу.
Я попал в седьмой круг ада. Наверное. Вечеринка-сюрприз. И не просто вечеринка-сюрприз, а вечеринка-сюрприз в честь дня рождения. Чудесная смесь двух вещей, которые я ненавижу больше всего.
Я никогда не любил свой день рождения. То есть, наверное, это ложь. Мне он нравился, когда была жива моя мама. Вообще-то, я его любил. Мне нравилось просыпаться по утрам под запах ее блинчиков с шоколадной крошкой. Она заставляла меня чувствовать себя таким особенным, таким любимым. И когда она умерла... часть меня умерла вместе с ней. И часть меня начала ненавидеть свой день рождения.
Я говорил ребятам, что когда наступает двенадцатое ноября, я не хочу ничего делать. Я не принимаю подарки. Если я вижу хоть что-то похожее на праздничный десерт, я схожу с ума. Я никогда не объяснял им, почему. Это не потому, что я им не доверяю, просто я ни с кем не говорю о маме.
Иногда я так сильно по ней скучаю, что готов на все, лишь бы снова быть с ней, хоть на секунду, даже если это означает целую жизнь боли для моего отца и моей сестры. Это эгоистично с моей стороны, я знаю. Я оплакивал ее больше половины своей жизни.
— Старший брат! — Пара маленьких рук обвивается вокруг моей шеи, и я слишком боюсь отстранить того, кто прижимается ко мне, как коала.
Я тут же делаю рывок, отцепляю Фэй от своего тела и смотрю на нее в полном недоумении.
— Фэй? Ты здесь?
— Не ожидал, что мы доставим твою сестру на самолете, да? — говорит Кит, похлопывая меня по груди.
— Ты действительно здесь, — говорю я сестре.
Поскольку она живет в Пенсильвании, мы редко видимся. Наши графики настолько загружены, что мы собираемся вместе только на праздники.
— Я здесь. — Она снова обнимает меня, и на этот раз я остаюсь в ее объятиях, кажется, целую вечность. Мой отец работает над собой, моя сестра здесь... все идеально. Ну, почти идеально.
В этот момент я замечаю Айрис, и бурлящая масса электричества вспыхивает в моем теле ярким цветом. Я влюбляюсь в нее все сильнее и сильнее, и я не думал, что это возможно. Я в восторге от нее, и я буду кричать об этом с крыш, даже несмотря на свою легкую боязнь высоты.
Я быстро чмокаю ее в губы.
— Вам, ребята, действительно не нужно было ничего для меня делать.
— Да ладно, чувак. Этот день особенный, потому что ты особенный. Конечно, мы должны были что-то сделать, — говорит Гейдж.
Я оглядываю своих друзей — свою семью. Может быть, это будет первый мой день рождения, который я не буду ненавидеть. Может быть, в этом году я заведу новую традицию.
— О, и если к нам в дом заглянет женщина по имени Кристал Метани, знайте, что она ошиблась адресом.
ГЛАВА 34
Шоколад подходит ко всему
Айрис
Прошло тридцать минут. Хейз уже выпил пять бутылок пива и сейчас допивает шестую. Его переносимость алкоголя просто пугает. Лайла, Джози и я наблюдаем за происходящим со стороны.
— Это плохо, — бормочет Лайла, прикрывая глаза рукой, ее пальцы создают крошечное отверстие, в который она может выглянуть. — Но я не могу отвести взгляд.
По лицу Джози пробегает отвращение.
— Я тоже не могу.
Фэй присоединяется к нам и наблюдает за происходящей катастрофой, держа в руке пиво.
— Как получилось, что мой придурок брат оказался с кем-то вроде тебя? — спрашивает она, делая утонченный глоток своего напитка — полная противоположность мужчине, который в данный момент участвует в соревновании по поглощению пива.
— Он как бы случайно появился в моей жизни, — говорю я ей, вспоминая первую ночь нашего знакомства. В ту ночь, когда я плакала из-за брата. В ту ночь, когда я зареклась не употреблять крепкий алкоголь. В тот вечер я поверила, что жизнь не стоит того, чтобы ее проживать в пустую.
— Ты ему подходишь, Айрис. Я серьезно. Я не видела его таким счастливым с тех пор, как... — Фэй запнулась.
— С тех пор?
— С тех пор, как была жива наша мать.
Их мать, конечно. Мне следовало собрать эти кусочки воедино.
— Мне так жаль, Фэй, — тихо говорю я, протягивая руку, чтобы слегка сжать ее плечо.
Она проводит ногтями по красным бороздкам на своей чашке.
— Все в порядке. Я любила маму, но Хейз был ближе к ней. Это сломало его. Не думаю, что он когда-нибудь по-настоящему оправится от этого. Я бы хотела, чтобы ему не приходилось нести весь этот груз на своих плечах. Он чувствует себя ответственным за меня, хотя я говорила ему, что это не так. Я хочу, чтобы он снова начал жить своей жизнью, — пробормотала она.
Сочувствие замирает в моей груди, заставляя поток воздуха, циркулирующий во мне, уноситься на стремительных крыльях.
— Я понимаю, о чем ты. Мой брат... он скончался. Было так много дней, когда я просто хотела, чтобы боль ушла, но я слишком боялась остановить ее, потому что я так привыкла к этому.
В моей жизни было время, когда я не могла даже говорить о Родене без слез. Однако с Фэй все кажется легким. Должно быть, это семейной у Холлингс.
— Айрис, мне так жаль. Что... что изменилось? — Ее дрожащие слова вырываются с прерывистым дыханием.
— Я встретила твоего брата, — признаюсь я, и внутри меня зарождается надежда.