Узнав, чем теперь занимаюсь я, обе выразили желание сфотографироваться в компании моего черного Санта-Бонса.
– Вот и правильно! – обрадовалась я. – Он будет счастлив подержать вас на коленях.
Глубокой ночью, лежа в спальном мешке рядом с двумя лесбиянками и громадным догом, я уснула самым крепким и спокойным сном за бог знает какое долгое время. Мне снилось что-то легкое, приятное, и проснулась я тем же (то есть совершенно новым) человеком.
Во время обратного пути мысли мои неслись галопом, как пришпоренные лошади, и если бы не медальон со святым Эразмом, что красовался теперь у меня на шее, мне бы сроду не добраться домой целой и невредимой. Однако святой честно выполнил свои обязанности штурмана.
Дома царила семейная идиллия. Элизабет читала, устроившись в гостиной на диване, Кейси, расположившись на ковре, тыкала отверткой в развороченную, с торчащими потрохами игровую приставку.
При виде меня обе подскочили.
– Ну, спасибо! – сердито сказала Элизабет. – Неужели нельзя было позвонить? Чего я только не передумала! – Для начала она меня обняла, потом чувствительно ткнула под ребра. – Не вздумай больше исчезать – убью, и все! Я чуть в полицию не позвонила, честное слово!
– Прости, ради Бога. Мне и в голову не пришло…
– Было бы куда приходить! – смягчаясь, хмыкнула она. – Заруби на носу, что когда уезжаешь, принято давать о себе знать.
Я виновато улыбнулась, не зная, как еще оправдаться. Человеку, который давно привык полагаться только на себя, в самом деле не приходит в голову, что кто-то может не находить себе места от беспокойства лишь потому, что этот человек исчез на сутки.
– До полиции дело не дошло, но Уолтеру я позвонила. – Элизабет направилась на кухню и поманила меня за собой. – Думала, может, ты осталась на ночь у него. Теперь он тебя повсюду разыскивает, прямо с ног сбился. Мы все же тут нормальные люди, с нервами.
– Боже мой! – только и сказала я, хлопнув себя по лбу. Ну что за неисправимая дурища!
– Ты можешь искупить свою вину, – тоном змея-искусителя проговорила моя подруга. – Позвонишь ему, успокоишь…
– Нет уж, позвони ты. Скажи, что я уже дома.
С этими словами я выскочила из кухни под предлогом, будто хочу поздороваться с Кейси.
– Привет! Что, опять доконала свою игрушку?
– Привет! – буркнула девочка, не поднимая глаз от торчащих электронных потрохов.
Было очевидно, что она на меня дуется. Я приблизилась, стараясь не наступить на разложенный инструмент и какие-то детали. Присела рядом, шутливо подтолкнув Кейси плечом.
– Я же извинилась! Честное слово, больше так не буду. Голова у меня совсем без мозгов. Понимаешь, мне нужно было кое в чем разобраться и…
– Мы тут чуть с ума не сошли, – сказала девочка, слегка приподняв голову. – Не знали, что и думать.
– Я больше не буду, – повторила я, как распекаемая первоклашка.
– Вдруг бы ты умирала в разбитой машине где-нибудь под откосом!
– Я больше…
Сдвинув очки на нос, Кейси пронзила меня взглядом, пытаясь понять, насколько искренне мое раскаяние. Должно быть, решив, что было достаточно искреннее, стиснула меня в объятиях. Я с нежностью прижала к груди это хрупкое двенадцатилетнее тело. Высвободившись, девочка вдруг пребольно ущипнула меня за руку.
– Это чтоб помнила. – Она наконец соизволила улыбнуться. – Алекс у себя. Он сделает вид, что ни капли не беспокоился, но все равно пойди и скажи, что с тобой все в порядке.
Уже давно мне чертовски хотелось взъерошить ей волосы, и я позволила себе это, прежде чем направиться на второй этаж. Дверь в комнату Алекса была плотно прикрыта. Постояв и полюбовавшись на эти крепостные врата, я осторожно поскреблась в святая святых.
– Это я, Ванда.
Последовали шумы и стуки, потом раздалось: «Заходи!» До сих пор мне не приходилось бывать в комнате подростка, поэтому я отворила дверь с некоторой опаской. Алекс сидел на кровати по-турецки, привалившись спиной к баррикаде из подушек. Вид у него был скучающий, но я заметила ручку на полу, пару скомканных листков под кроватью и угол тетради, торчащей из чересчур поспешно закрытого ящика стола. Просто невозможно было удержаться от улыбки.
– Я только хотела довести до твоего сведения, что добралась домой без проблем.
– Так я им и говорил, – пожал плечами Алекс, – но женский пол вечно суетится.
Ну конечно, женский пол. Я воздержалась от дальнейших улыбочек, присела на край кровати и бросила многозначительный взгляд на торчащую тетрадь.
– А ты, я вижу, все-таки занялся бумагомаранием. Пойманный с поличным, парень растерялся, однако быстро справился с собой.
– Ну, занялся, а что такого?
– И есть успехи?
– Мм…
– Может, почитаешь?
Он резко выпрямился, но и только. На этот раз обошлось даже без мычания.
– Или я сама могу прочесть… потом.
Едва заметный кивок. Я сочла, что хватит мучить начинающего автора, и встала.
– Извини, что заставила вас тревожиться.
– Лично я и не думал!
– Ну и отлично.
Уже у двери я услышала негромкий оклик, повернулась и увидела, что Алекс протягивает мне тетрадь:
– Вот. Это пьеса для твоего дурацкого театра марионеток.
– Удачная?
– Малолеткам понравится.
– Но одной мне не справиться, – сокрушенно заметила я. – У меня никакого режиссерского дара. Не поможешь поставить свою пьесу к Рождеству?
Неопределенное движение плеч. Пришлось снова устроиться на краю кровати.
– Слушай, парень, пока до тебя дойдет, с тобой потратишь уйму времени, а жизнь коротка. Послушай доброго совета: если что-то для тебя имеет значение, просто признай это и держись за него крепче. По крайней мере если вдруг завтра тебя собьет автобус, умрешь с сознанием, что хоть раз, хоть от одной стоящей вещи не отмахнулся ради того, чтобы показаться круче.
– Ну и ну! Ты что, к старости ударилась в поучения?
– Вот ты и сделал первый шаг, – засмеялась я. – Высказываться прямо – тоже штука стоящая. А теперь вернемся к исходному вопросу. Пьеса, которую ты написал, хоть что-то значит для тебя? Если да, помоги ее поставить. Я прочту пьесу сегодня же, и давай договоримся, что после уроков ты будешь заходить ко мне в уголок. Думаю, мама не станет возражать.
– Конечно, нет.
Тут я вторично направилась к двери и даже уже почти закрыла ее за собой, когда последовал новый оклик.
– Ну что еще?
– Хорошо, что ты дома.
– Еще как хорошо!
Закрыв тетрадь, я некоторое время удовлетворенно разглядывала потолок. Парень оказался прирожденным писателем. За исключением десятка грамматических ошибок и нескольких не слишком гладких оборотов речи, пьеса была на редкость удачной – умная, веселая, с яркими персонажами и живыми диалогами.
Одно слово, писатель.
Еще раз пробежав глазами наиболее удачные места, я любовно погладила тетрадь по глянцевой обложке.
– Кто бы мог подумать…
Тут взгляд мой сам собой потянулся к стене, где все еще красовалось несколько желтых квадратиков. «Повидаться с родителями». «Сделать что-нибудь стоящее». «Выяснить название музыки в голове». «Понять, чего я хочу от жизни». «Сказать Уолтеру».
Несколько минут я изучала этот набор, бессознательно поглаживая тетрадь, потом сняла искомкала наклейку с надписью «Сделать что-нибудь стоящее». Комок отправился в мусорную корзину, а я выключила свет и уснула, так и не расставаясь с тетрадью, улыбаясь во сне.
Глава 12
Целый час после возвращения домой я провела, лежа пластом на кровати. По мере приближения праздников дела в Рождественском уголке набирали темп и уже грозили выйти из-под контроля. Паровозик водили все посменно, и все равно к вечеру отваливалась спина и подкашивались ноги. Веки были словно налиты свинцом, даже ресницы ощущались усталыми.