Вряд ли многие люди всерьез поверят, что появление на свет причиняет вред. И еще менее вероятно, чтобы люди по этой причине отказались от деторождения. Скорее мои доводы будут отвергнуты или проигнорированы, что приведет к продолжению страданий человечества до момента его исчезновения (что вряд ли можно назвать человеколюбием). Конечно, такая реакция обусловлена не злым умыслом, а лишь самообманом и равнодушием к вреду появления на свет.
Комментарии
Часть I.
Я считаю это исключением, т.к. человек разводит лишь малую часть существующих на земле разумных существ. Учитывая, сколько вреда мы причиняем животным, производимым для убоя или для других целей, я считаю проблему достойной обсуждения. Вот один из особенно слабых аргументов в пользу мясоедения: «если бы животные не предназначались для еды, их бы не было». Люди попросту не стали бы их разводить в таких количествах, как сейчас. Аргумент ужасный по ряду причин (некоторые из которых обозначены в книге Роберта Нозика «Anarchy, State, and Utopia» (Oxford: Blackwell, 1974) с. 38-9). Во-первых, жизнь большинства этих животных настолько несчастна, что, даже отвергнув мою точку зрения, человек должен признать, что существование вредит этим животным. Во-вторых, эта точка зрения распространялась бы и на человеческих детенышей, если бы их производили для съедения. Таким образом, становится ясно, что рождение ради смерти на конвейере не может нести пользы. И лишь потому, что разведение и съедение животных принято в обществе, аргументы «мясоедов» имеют какую-либо силу. На самом деле невозможно оправдать ошибочную точку зрения, что убивать животных ради еды приемлемо. Наконец, мнение, что животные получают пользу от появления на свет, хотя и будут потом съедены, оспаривается мною в частях 2 и 3 этой книги: неважно, как сильно или мало животное страдало в течение жизни, появление на свет в любом случае несет огромный вред.
В философской литературе эту еврейскую поговорку цитирует Нозик («Анархия, Государство и Утопия», с. 337) и Бернард Вильямс в книге «The Makropolus Case: reflections on the Tedium of Immortality» в главе Problems of the Self (Cambridge: Cambridge University Press, 1973) с. 87).
Зигмунд Фрейд, «Стандартное полное издание работ Зигмунда Фрейда» в переводе Джеймса Стрейчи (London: The Hogarth Press, 1960) с. 57.
Ibid. Кажется, эта проблема больше всего волнует Фрейда, но не только она. Однако Фрейд видел иную, довольно бессмыленную версию шутку: «Для смертного человека не рождаться – самое лучшее». «Однако», добавляют в комментарии в Fliegende Blätter: «это случается лишь с одним человеком из ста тысяч». (Ibid.) Комментарий только добавляет бессвязности. Никто, даже «лишь один из ста тысяч», не может быть нерожден. Джеймс Стретчи описывает издание Fliegende Blätter как «известный юмористический еженедельник». Интересный, хотя и не столь значительный вопрос, который я не стану затрагивать: Fliegende Blätter позаимствовали шутку, или шутка появилась из журнала, или оба появились из третьего источника.
Например, говорят, что жизнь – это неизлечимая болезнь, передающаяся половым путем (в случае искусственного оплодотворения, болезнь остается неизлечимой, хотя и меняется способ «заражения»). Другие шутят: «мы рождаемся холодными, голыми, голодными и мокрыми, и это еще цветочки». Новорожденные кричат не от осознания предстоящих бед, но вот ирония: их крик весьма соответствует ситуации.
Ривка Вейнберг по-своему выражает эту мысль: «Многие родители, желающие пойти на любые жертвы ради своих безнадежно больных детей, не думают, что главная жертва, которую они могли бы принести – это в принципе не производить на свет безнадежно больных детей.» (‘Procreative Justice: A Contractualist Account’, Public Affairs Quarterly, 16/4 (2002) 406.) Ее точка зрения более узкая, т.к. касается только больных детей, а я же говорю вообще обо всех детях.
Образ айсберга я позаимствовал у генетика Университета Кейптауна, Раджа Рамесара. Он использует его для объяснения того, как родители с генетическими отклонениями влияют на будущих (или настоящих) потомков. Я применил образ не только к людям с генетическими отклонениями, но и ко всем носителям генов в целом.
Дерек Парфит называет это «взглядом на происхождение» Reasons and Persons (Oxford: Clarendon Press, 1984) 352.
Дерек Парфит задает вопрос: «Сколько из нас действительно могут сказать: ‘ Я бы все равно появился на свет, даже если бы поезда и машины не были изобретены’?» (Ibid. с. 361)
Представьте, сколько детей родилось из-за отключения электричества или шороха, разбудившего их родителей среди ночи, и прочих случайностей, соединенных с внезапной страстью.
У.К. Филдс говорил, что не любит детей… особенно плохо приготовленных. (Или он говорил, что любит только хорошо прожаренных?). См. также стихи Огдена Нэша: ‘Did someone say ‘‘babies’’?’ и ‘To a small boy standing on my shoes while I am wearing them’ в Family Reunion (London: J. M. Dent & Sons Ltd, 1951) 5–7.