— Нужно смириться, девочка моя. С покойниками в душе не живут. Вы молоды… хороши собой… очень даже хороши! Вот увидите: в один прекрасный день какой-нибудь славный парень так влюбится в вас, что захочет жениться, и вы ему не откажете…
— О! Что до этого, так никогда! Никогда! — с оттенком непоколебимой решимости воскликнула Жанна Фортье.
— Да будет вам! Все так думают… а время-то бежит. И мысли меняются. В вашем возрасте во вдовах не засиживаются…
— Конечно, я прекрасно это знаю. Может быть те, кто снова выходит замуж, правы. А я о другом думаю: были бы у меня хоть какие-нибудь деньги — две-три тысячефранковые купюры!..
— И что бы вы сделали?
— Что бы я сделала? К чему об этом думать? Это — неосуществимые мечтания. И откуда бы им вдруг взяться? Ради детей я останусь на заводе столько, сколько выдержу. Стану надеяться на будущее — не на свое, так хотя бы на их…
— Верно, надежда и сил придает. Вот ваш керосин. И если вы мне сколько-нибудь верите, заприте бидон в шкаф сразу же, как только вернетесь домой…
— Ах! Об этом не беспокойтесь, я так боюсь огня! И буду очень осторожна.
Женщина расплатилась и вышла из лавки. Жорж играл на улице. Мать позвала его. Мальчик подошел к ней, зажав сначала свою лошадку под мышкой. Госпожа Фортье двинулась обратно по альфорвилльской дороге — на завод, где работала привратницей. Стоя на пороге лавки, бакалейщица смотрела ей вслед.
— Какая славная и достойная все-таки женщина, — прошептала она, — вполне заслуживает лучшего, а ей такое досталось… Ах! Ясное дело: мужа ей, должно быть, страшно не хватает, ведь она, наверное, многого хочет. Не стала мне объяснять, что там у нее на уме, но ведь точно что-то задумала. Ей, видите ли, нужно две-три тысячефранковые купюры неизвестно зачем… Однако! Это уж слишком!
Тут пришла одна из постоянных покупательниц, что вынудило торговку прервать свой монолог и вернуться в лавку.
Жанна Фортье, молодая вдова двадцати шести лет, была швеей, хорошей мастерицей, в двадцать два года вышла замуж за Пьера Фортье, славного парня, работавшего механиком на заводе господина Жюля Лабру. Несколько месяцев назад при взрыве машины механик погиб; взрыв произошел по причине допущенной им неосторожности, или даже, скорее, из-за какой-то минутной, но так дорого ему обошедшейся, рассеянности.
Господин Лабру, желая обеспечить будущее вдовы и сирот, предложил Жанне место сторожа-привратника на заводе. Жанна с благодарностью согласилась, ибо оно давало ей возможность вырастить детей. Но на заводе, где все напоминало о трагическом конце горько оплакиваемого мужа, ей было плохо. Однако куда-либо уехать не было возможности. Нужно было как-то выжить — и ей, и детям. А никаким шитьем тех денег, что она получает на заводе, не заработаешь.
Если молодая вдова и мечтала о нескольких тысячефранковых купюрах, то иметь их она хотела отнюдь не из алчности, а единственно с целью завести небольшую собственную торговлю и своим трудом обеспечить благополучную жизнь ненаглядным детям — ведь отныне все ее мысли, вся нежность, все надежды были сосредоточены на них.
Глядя на завод, Жанна всегда думала именно об этом. Шла она медленно, грустно опустив глаза, ничего не слыша и не видя вокруг. Внезапно она вздрогнула. Сзади раздался голос, окликнувший ее по имени. Этот голос определенно сильно на нее подействовал: она нахмурила лоб, лицо у нее помрачнело; однако она даже не повернула головы и, вместо того чтобы замедлить шаги, пошла еще быстрее.
— Да подождите же, госпожа Фортье, — вновь раздался голос. — Я тоже иду на завод. Пойдемте вместе, я понесу ваш бидон — он, похоже, тяжелый.
Жорж обернулся и, узнав говорившего, остановился, несмотря на то, что мать тщетно пыталась увлечь его за собой.
— Мамочка, — сказал он, — это же Гаро, мой добрый друг… Тот, что подарил мне лошадку…
Воспользовавшись заминкой, человек, которого Жорж назвал Гаро, нагнал их. Сильно обеспокоенная Жанна, явно с большим трудом, пыталась скрыть смятение. Догнавший их мужчина был бледен; веки его дрожали; сердце колотилось с удвоенной силой. Он наклонился, обнял Жоржа, приподнял его и, поцеловав в обе щеки, сказал:
— Здравствуй, малыш!
Потом поставил на землю и, обращаясь к Жанне, не без горечи произнес:
— Знаете, госпожа Фортье, а ведь все выглядит так, будто я нагоняю на вас страх! Но почему? Только что, когда я вас лишь окликнул, вы прекрасно слышали мой голос, но, вместо того чтобы подождать, ускорили шаг. Значит, вы избегаете меня? Почему?
Жанна — в заметном смущении и нерешительности — ответила: