Жак Гаро заметно вздрогнул.
— Гильошировальную машину! — с тревогой повторил он.
— Да ты, наверное, как следует в этих штуках разбираешься: их же в Женеве усовершенствовали, а ты там работал.
— Действительно, я неплохо в них разбираюсь.
— Я тоже… Именно потому, что я не одну такую штуковину собрал и наладил, этот тип и нанял меня на три года за пятьсот франков в месяц.
Бывший мастер задумался.
— А какого рода гильошировальную машину изобрел американец?
— Да ничего он не изобрел… только усовершенствовал.
— И что за усовершенствования он придумал? Он нашел способ гильошировать серебряные предметы с круглой штамповкой?
— Ну ты и загнул, братец! — Овид со смехом ткнул Жака в бок. — Уж это-то по твоей части, и ты прекрасно знаешь, что невозможно сделать машину, которая могла бы гильошировать круглую штамповку, обратные выступы, желобки и орнаменты.
— Трудно — да, но отнюдь не невозможно.
— Ну что ж! Выдумай ее, и станешь миллионером.
— Твой хозяин богат?
— Да не беднее Французского банка. Таких мастерских ни у кого в Нью-Йорке больше нет, а он еще собирается все это в два раза расширить за счет внедрения усовершенствованной машины. А знаешь что, братец?
— Что?
— Тебе бы этак как-нибудь к нему в компаньоны заделаться… Голова у тебя варит, опыт есть… И работаешь ты много… Мог бы занять на заводе видное положение… И девчонка хорошенькая, да еще и с приданым. Эх! Слушай! Кто знает? Только робким ничего не достается! Если бы я был таким вот барином, как ты!
Овид внимательно — чуть ли не с подозрением — его разглядывал. Жак в этот момент снял шляпу, чтобы вытереть пот со лба.
С тех пор как он выкрасил волосы, прошло уже пять дней, у корней его иссиня-черных волос появилась рыжеватая полоска. Глаза у Овида были зоркие. Он с первого же взгляда заметил эту странную деталь. И сразу же обратил внимание на щеки собеседника. Но там ничего особенного углядеть не удалось. Лицо было гладко выбрито, ибо Жак Гаро из осторожности тщательно брился каждое утро. Овид размышлял:
«Что еще за штучки, черт возьми! Ей-богу, братец волосы красит. Но ведь когда мы с ним прежде встречались, он был вполне нормальным брюнетом. Не мог же он вдруг порыжеть! И что все это значит? Надо будет как-нибудь выяснить…»
Жак опять призадумался. Встреча, похоже, слишком затянулась.
— Ну ладно, братец, еще увидимся, — сказал он, протягивая Овиду руку. — До свидания!
Возвращаясь в помещения первого класса, он думал:
«Я пренебрег опасностью, но, похоже, этот человек в глубине души не совсем уверен, что я тот, за кого себя выдаю. Во что бы то ни стало нужно сделать так, чтобы сей злосчастный тип оказался мне чем-то обязан. Ах! Если бы я мог вынудить его молчать!»
Жак Гаро не ошибся, полагая, что Овид питает определенные сомнения. Эти сомнения, а точнее — подозрения, были еще слабы, но ничто не мешало им окрепнуть и придать делу опасный оборот.
— Ну конечно же, черт побери! — бубнил Овид себе под нос, зажав в зубах сигарету и быстрыми шагами прохаживаясь по носовой палубе. — Он чертовски изменился, и вид у него какой-то странный. Как он мог забыть, что я механик, если и сам тем же занимается? Как он может не помнить Пьеретту, когда она из-за него столько глупостей натворила?… Да еще и красится! Из-под черных волос рыжина какая-то лезет… я прекрасно видел! Честное слово, все, ей-богу, подозрительно. А если это вовсе и не он?… Может, Поль Арман и вправду умер в Женеве, а этот купил его документы?… Но зачем?… Ох, разговорить бы его как-нибудь! У него таинственный вид, что мне совсем не нравится. За шесть лет он сколотил себе состояние. Впечатляет, ничего не скажешь. Такое, конечно, случается, но ведь чертовски редко. А я возьму и все раскопаю! Устрою маленькое расследование. Если хочешь поиметь хорошо набитую кубышку, нужно уметь воспользоваться случаем. А я очень хочу, и раз уж случай представился…
Тут он внезапно умолк, так и не закончив свою мысль, словно отыскивая кого-то в толпе пассажиров. Взгляд его остановился на человеке лет шестидесяти пяти — через плечо у него висела закрытая на замочек кожаная сумочка.
— А вот и наш случай! — продолжил Овид себе под нос, с вожделением пожирая глазами это очевидное вместилище денег. — Я ведь видел, что там, внутри… по меньшей мере шестьдесят тысяч франков — золотом и банковскими билетами. Осталось только придумать какой-нибудь фокус, с помощью которого незаметно перерезать ремешок, прикарманить то, что внутри, а то, что снаружи — выбросить в море. Провернув этот номер, я стану ездить первым классом, курить сигары по пятьдесят сантимов штука и носить шикарнейшие костюмы от лучших портных. О! Случай может сделать человека совсем другим!