— У вас письмо от господина Дарье, сударь? — доброжелательно спросил он.
— Да… Вот оно.
— И одновременно вас весьма настоятельно рекомендует моя дочь. Поэтому мне очень хочется пойти навстречу вашим желаниям, но дело есть дело, вы это не хуже меня знаете, и я ничего не могу решить, не побеседовав с вами самым серьезным образом.
— Совершенно справедливо с вашей стороны, сударь.
— Папа, — сказала Мэри, — я оставлю вас наедине и с нетерпением буду ждать результатов вашей беседы.
— Ступай, милая.
Девушка вышла, ободряюще глянув на Люсьена; тот поклонился. Поль Арман жестом предложил ему сесть, и молодой человек, волнение которого возрастало по мере приближения решающего разговора, опустился на стул напротив него.
— Как я понял, вы претендуете на должность главного инженера на моем предприятии?
— Да, сударь; и я, поверьте, нисколько не заблуждаюсь относительно той высокой ответственности, которая возлагается на занимающего этот пост, равно как и относительно тех качеств, которыми надлежит обладать… Но прежде чем мы продолжим нашу беседу, ознакомьтесь, пожалуйста, с письмом, которое я имел честь вручить вам. Оно написано человеком, знающим меня хорошо, и он взялся за меня поручиться.
Жак Гаро вскрыл письмо, прочел лишь начало и, не дочитав до конца, положил перед собой.
— Жорж Дарье, — сказал он, — пишет о вас очень убедительно, как человек, совершенно уверенный в ваших достоинствах. Его письмо нисколько не похоже на банальную рекомендацию. Вы ведь учились в Школе искусств и ремесел?
— Да, сударь, и специализировался на железнодорожном машиностроении, то есть именно на том аспекте механики, который, судя по газетным статьям, интересует вас в данный момент. Я не ограничивал себя лишь теорией, знаком и с практической стороной дела. Вполне могу встать за тиски, орудовать напильником или даже взяться за молот, чтобы показать рабочим, как выковать и подогнать ту или иную деталь.
— Браво, это и в самом деле доказывает, что вы на редкость умны. О том, знакомы ли вы с чертежным делом, наверное, и спрашивать не стоит?
— Если бы я не был с ним знаком, вряд ли бы осмелился явиться сюда. Поскольку у меня не было работы, я согласился брать заказы на чертежи от предприятия «Симоне и К°» в Сент-Уане, чем, собственно, сейчас и занимаюсь.
— О! — произнес лже-Арман, снова посмотрев на молодого человека очень внимательно. — Значит, вы делаете чертежи для предприятия «Симоне и К°»? Сколько вам лет?
— Двадцать семь.
— Вы парижанин?
— Не совсем, но почти: я родился в Альфорвилле.
Услышав слово «Альфорвилль», лже-Арман почувствовал себя так, словно его ледяной водой окатили. Он вздрогнул; затем, еще пристальнее вглядевшись в Люсьена, спросил:
— Ваш отец жив?
— Нет, сударь.
— Но мать хотя бы жива?
— Нет, сударь… оба умерли… Мать — когда я родился… Отец — когда я был совсем ребенком…
Тревога возросла настолько, что стала почти заметной.
— Вот как! Значит, вы — сирота… А чем, позвольте спросить, занимался ваш отец?
— Он был весьма известным в свое время инженером и имел довольно большой завод в Арфорвилле.
Лже-Арман побледнел, как привидение.
— Как вас зовут? — нетвердым голосом спросил он.
— Люсьен Лабру.
— Люсьен Лабру… — повторил миллионер, чувствуя, что у него волосы на голове зашевелились.
— Да, сударь, — произнес Люсьен, удивленный столь явным ошеломлением, охватившим промышленника. — Вы были знакомы с отцом?
Почему-то именно этот вопрос, способный, казалось бы, окончательно выбить Жака Гаро из седла, помог ему обрести хладнокровие.
— Да, — решительно сказал он, — я знал вашего отца… Знал по работе, и мы были дружны… если, конечно, его звали Жюль Лабру.
— Именно так, сударь.
— Тогда вам вполне понятно, почему меня охватило волнение, когда я внезапно услышал о человеке, которого очень любил; о его трагической гибели я с болью узнал в Соединенных Штатах.
— А! Значит, вам известно, как погиб мой несчастный отец?
— Да, сударь… он был убит на собственном, объятом пламенем заводе! — тихо сказал Жак: его била дрожь.
— Убит злодейски… — заметил Люсьен, — на подожженном убийцей заводе.
— Если память не изменяет мне, — совершенно спокойно произнес Жак, — убийцей оказалась женщина… заводская привратница.
— Судьи сочли этот факт вполне доказанным, коль скоро вынесли приговор Жанне Фортье… Но я не верю.
Поль Арман опять вздрогнул.
— Вы полагаете, женщина, имя которой вы назвали, невиновна?
— Да, сударь.
— Но, насколько я помню, против нее было столько улик, что не оставалось ни малейшего сомнения в ее виновности.
— Родственница, воспитавшая меня, кое-что мне рассказала, умирая; из ее слов следует, что некто другой был куда более заинтересован в смерти отца, нежели приговоренная женщина.
— Некто другой? — переспросил Жак, изо всех сил стараясь не поддаваться охватившему его ужасу. — И кто же?
— Так, один проходимец, старший мастер завода… Отец, полностью доверяя этому человеку, открыл ему секрет своего последнего изобретения, и наверняка ради того, чтобы присвоить его, тот и пошел на преступление.
— А как звали старшего мастера?
— Жак Гаро… Да… Я хорошо запомнил это имя.
— Но ведь этот человек погиб в огне, пав жертвой своей преданности хозяину, — так, по крайней мере, говорили.
— Не верю я ни в его преданность, ни в его смерть; негодяй самым подлым образом разыграл комедию.
— И вы можете доказать это?… — в ужасе вскричал промышленник.
— К несчастью, нет, сударь; но ведь Жак Гаро написал письмо Жанне Фортье, в которую был влюблен, и в нем признался, а точнее — объявил о том, что готовит преступление.
— А почему же Жанна Фортье не предъявила письмо суду?
— Его уже не было… пожар уничтожил его.
Лже-Арман помотал головой.
— Все это весьма сомнительно, ибо основано лишь на предположениях.
— Может быть. Но существуют еще предчувствия, и вряд ли предчувствие такого рода может обмануть сына убитого. Рано или поздно на эту тайну прольется свет… И наступит день возмездия. Я должен отомстить за своего убитого отца!
Холодный пот выступил на висках убийцы. Тем не менее он решил взять дерзостью.
— Ну! — возразил он. — Что вы можете сделать? Со времен альфорвилльской трагедии двадцать два года минуло… Если даже предположить, что Жак Гаро жив и в самом деле является убийцей, он защищен теперь сроком давности.
— Какое мне дело до срока давности? Если Жак Гаро жив и если он попадется мне, я обойдусь и без помощи правосудия… Преступным путем получив состояние, этот подлец наверняка сменил фамилию, обзавелся семьей и процветает. Поднимется страшный скандал и неизбежно повлечет за собой презрение и ненависть со стороны всех родственников и знакомых — такого рода месть вполне удовлетворит меня.
Не в силах справиться с волнением, миллионер вскочил. Некоторое время он нервно ходил по комнате. Потом вдруг остановился и совсем уже другим тоном произнес:
— Вполне понимаю ваше намерение отомстить за отца, но не думаю, что оно осуществимо. Вернемся же к нашему разговору… Вы хотите получить на моем предприятии работу, которая надежно обеспечит вас не только в настоящем, но и в будущем? Ну что ж, вы получите ее.
— Ах! Сударь!
И в порыве благодарности Люсьен сжал руки Жака Гаро в своих. Руки были ледяными. Миллионер постарался поскорее их убрать — как бы ненароком — и продолжил:
— Вы — человек способный и образованный; к тому же работали на «Симоне и К°». Я беру вас. Вы станете моим вторым «я». Должность главного инженера даст вам полное право как угодно распоряжаться в цехах. Вы сами будете выбирать чертежников, старших мастеров и рабочих. Не стоит терять ни минуты. Я хочу, чтобы чертежная мастерская, которую я намерен временно оборудовать прямо здесь, начала работать не позже чем через три дня. Из своей поездки я привез заказы на работу, которую нужно выполнить в самые короткие сроки. И вы мне можете понадобиться в любой момент. Значит, вам нужно поселиться где-то рядом. Для начала я назначу вам жалованье в двенадцать тысяч франков в год. Этого достаточно?