Глаза девушки наполнились слезами.
— Две недели! — повторила она. — Но почему?
— Я уезжаю недели на две — на три. Господин Арман отправляет меня в Бельгард в качестве своего представителя для монтажа очень важного оборудования.
— И для нашего будущего это тоже очень важно, да?
— Очень, радость моя.
— Тогда мне придется смириться, ведь это приблизит час нашей свадьбы. Вы же будете мне писать, правда?
— Обещаю: каждый день. Так что не грустите. Три недели пройдут быстро. Когда я вернусь, мы с вами от радости тут же забудем долгие часы разлуки. К тому же еще раз повторяю: моя поездка очень важна для нас обоих. Я получу довольно солидное возмещение дорожных расходов. Если бы вы знали, как мне не терпится встать на собственные ноги!
— К чему такая спешка, если вас устраивает ваша теперешняя работа?
— Да, работа меня устраивает, но некоторые вещи мне совсем не по нутру; об этом я вам позже расскажу.
— А кто вам мешает рассказать прямо сейчас?
— Нет… потом… Сейчас поговорим о другом. Я очень огорчен тем, что во время моего отсутствия рядом с вами не будет мамаши Лизон. По-моему, преданнее нее охранника для вас и не сыщешь.
— Вчера ее хозяйке вроде бы чуть получше стало. Как только она пойдет на поправку, мамаша Лизон вернется к своей обычной жизни и опять будет проводить со мной много времени. Да вы увидитесь с ней скоро, только недолго. Она обязательно заглянет ко мне.
Овид Соливо пытался придумать что-нибудь, чтобы разузнать, к кому же направился Люсьен Лабру.
Расспросить консьержку? Об этом и речи быть не может: подобного рода поведение покажется подозрительным и неизбежно привлечет к нему внимание. У Овида была лишь одна надежда: влюбленные вполне могли вместе отправиться на прогулку. А как только ему станет известно, как выглядит эта девушка, навести о ней справки станет проще простого.
Дижонец уже довольно долго прохаживался по набережной возле дома, несколько раз переходил на другую сторону, делал вид, что с интересом разглядывает товары, выставленные в витрине скобяной лавки, расположенной как раз возле входа в дом, потом опять переходил на другую сторону набережной, вглядываясь в окна, как вдруг аж охнул от радости.
Окно на самом верхнем этаже распахнулось. Сначала в нем показался Люсьен, потом он обернулся, что-то сказал, и к нему подошла Люси. Несмотря на довольно большое расстояние, Овид прекрасно разглядел девушку.
— Однако! — прошептал он. — У парня губа не дура! Милая крошка, очень даже милая!… Теперь я ее запечатлел в своей памяти. И уже никогда не забуду.
Люси расстелила на подоконнике белый носовой платок и облокотилась на него. Потом на какой-то момент откинулась назад, увертываясь от Люсьена, пытавшегося ее поцеловать. Платок соскользнул, вращаясь в воздухе, полетел вниз и упал прямо под ноги Овида; тот поспешно его поднял.
Люси у окна отчаянно жестикулировала, поясняя, что это ее платок и она сейчас спустится. Овид тем же макаром дал ей понять, что отнесет платок консьержке. Жених с невестой тут же исчезли. Овид, очень довольный тем, что инцидент весьма облегчил стоящую перед ним задачу, был уже во дворе. И в этот момент возле дома остановилась открытая коляска, из которой вышла Мэри Арман.
Консьержка, увидев, что к ней направляется переодетый каменщиком Овид Соливо, оторвалась от своего рукоделия.
— Чем могу служить? — спросила она.
— Голубушка, этот платок упал с седьмого этажа вашего дома, какая-то барышня выронила. Вот я его и принес.
И он протянул ей тонкий платочек, от которого исходил почти неуловимый, но очень нежный запах.
— С седьмого… — повторила консьержка. — Там швея живет, госпожа Люси… Спасибо, голубчик, я ей передам.
— Я уже бегу вниз… — раздался сверху голос Люси.
Овид, таким образом, выяснил все, что ему требовалось. И собирался уже уйти, как вдруг, обернувшись, оказался лицом к лицу с Мэри, только что вошедшей и преградившей ему путь к отступлению. Он быстренько отскочил в сторону и отвернулся, чтобы спрятать лицо, пребывая во вполне понятном смятении. Но Мэри не обратила на него ни малейшего внимания.
— Где живет госпожа Люси, швея? — спросила она.
— На седьмом, сударыня. Дверь справа.
— Благодарю вас.
Девушка направилась к лестнице, обойдя стороной вымазанного штукатуркой «каменщика». Овид наконец получил возможность выбраться; он устремился к выходу и быстро прошел через двор. Люси спустилась вниз.
— Вы, барышня! — радостно воскликнула она. — Вы, в этом доме!
— Пришла повидаться с вами, моя дорогая Люси.
— Ах! Я так рада! Вы сейчас очень удивитесь!
— Я? Почему же?
— Ничего пока не скажу… сами увидите. Пойдемте наверх, только не спешите, иначе очень устанете. Седьмой этаж — это довольно высоко…
На третьем этаже Мэри остановилась, чтобы отдышаться. Силы покидали ее. Воздух со свистом вырывался из сдавленной удушьем груди.
— Может, на меня обопретесь, барышня? — спросила Люси.
— Пожалуй.
И дочь Поля Армана вновь двинулась по лестнице, одной рукой опираясь на перила, другой — на руку подруги.
— Как это любезно и мило с вашей стороны, что вы решили меня повидать, — говорила мастерица, — и очень кстати. Ваш наряд я еще даже не сметала…
— Я пришла только ради вас, милая. Уже давно я мечтала вот так просто к вам взять да и зайти.
— Я так счастлива… и как он сейчас удивится!
— Он? Кто это? — заинтересовалась Мэри.
— А это секрет… сюрприз! Сейчас увидите.
Подолгу останавливаясь на каждом этаже, они наконец добрались до седьмого. Люси взялась за дверную ручку. Люсьен, как только его невеста выбежала за платком, вернулся к окну. И теперь разглядывал стоявшую возле дома коляску.
— Странно… — прошептал он. — Эти лошади… кучер в ливрее!… Как будто я их уже где-то видел. Похоже на одну из карет господина Армана.
От этого занятия его отвлек звук открывшейся двери. Он обернулся — в дверях, совсем рядом, в каких-нибудь двух шагах от него, с трудом переводя дыхание, стояла улыбающаяся Мэри. Увидев друг друга, они одновременно ахнули от удивления. Люсьен слегка побледнел. Мэри пошатнулась, схватившись рукой за сердце.
— Ну и как вам мой сюрприз? — спросила Люси; она была так рада, что даже не заметила того весьма странного состояния, в которое повергла ее гостей эта неожиданная встреча.
Мэри опять пошатнулась; сердце ее сдавило горькое предчувствие.
— Вы, господин Лабру! — произнесла она наконец, стараясь овладеть собой. — Вот уж никак не ожидала встретить вас здесь. И что за случай привел вас к этой барышне?
Люсьен начал что-то бормотать в полной растерянности, но тут вмешалась Люси. Улыбаясь, она ответила:
— Это вовсе не случай, барышня. В воскресенье господина Люсьена можно найти только здесь.
Мэри ощутила, что глубокая горечь, сжавшая ей сердце, растет.
— А! — дрожащим голосом сказала она. — Значит, вы давно знакомы с господином Лабру?
— Почти два года, — произнес Люсьен. — Прежде я жил в этом доме — до того, как переехал на улицу Миромесниль…
— Совсем рядом, в соседней квартире… — добавила Люси, — а когда люди живут совсем рядом, да еще на седьмом этаже, они поневоле встречаются, знакомятся, о чем-нибудь болтают, а потом становятся добрыми друзьями.
— Друзьями! — сухо повторила дочь миллионера; она уже все поняла, но лишь из гордости никак не хотела смириться с мыслью, что ее счастливой соперницей оказалось такое существо, как Люси.
— И мы полюбили друг друга той любовью, что связывает обычно честного парня с порядочной девушкой, — продолжала Люси. — Это о нем я вам рассказывала; благодаря щедрости вашего отца, благодаря той работе, которую Люсьен получил на его предприятии, мы сможем наконец осуществить свою мечту и достичь цели, к которой так долго стремились.
— Пожениться, не так ли? — не своим голосом уточнила Мэри.