– Как выглядит мой нос? – спросил он, уже не гнусавя.
– Как баклажан… в профиль.
Он поднес руку к лицу.
– Вправь мне его.
– Что-о-о?
– Выпрями. Тебе это будет легче, чем мне, но если тебе противно, то скажи, и я управлюсь сам. У меня уже два дня как смещена кость. Если она начнет неправильно срастаться, у меня будут серьезные проблемы.
– Но тебе будет больно…
– Знаю.
В конце концов, после его мужественного вызова мне не хотелось показаться какой-то кисейной барышней, но меня до сих пор пробирает дрожь, когда я слышу это похрустывание сломанных косточек. Дело не в том, что операция оказалась технически такой уж сложной: достаточно было взяться обеими руками за кончик, поднять как можно выше всю поврежденную перегородку и чуть-чуть подправить переносицу, помогая себе рукояткой зубной щетки, которую я, по указанию самого The First, целиком запихнул в ноздрю наподобие сапожной колодки. Пока длилась эта ринопластика в полевых условиях, каждая мышца моего тела – от пальцев ног до волосатой груди – была напряжена до предела. The First только стиснул зубы (он не разжимал их, даже когда пару раз, видя, что я колеблюсь, меня подбадривал), да слеза появлялась и застывала на его распухших фиолетовых веках, как бриллиант на бархатном лоскуте.
По окончании тяжких трудов нос все еще выглядел припухшими и слегка свернутым влево, но вид уже был совсем другой, и когда сам The First попробовал высморкаться, то оказалось, что воздушный ток полностью восстановился. Настал момент прибегнуть к целебным свойствам кокаина. Я скрутил из банкноты трубочку, развернул одну из бумажек и сказал ему, чтобы он вдохнул.
– Что это?
– Половина питьевой соды, сорок процентов барбитуратов, поступающих в свободную продажу, и чуточку кокаина высшего качества. Действует.
– Насколько я помню, ты был только алкоголиком и курил гашиш…
– И еще баловался кока-колой… Не надо тыкать меня мордой в грязь, Себастьян. Ты ведь не возражал бы против чашечки кофе? Так вот, это очень похоже на кофеин. Вдохни хоть чуточку этого порошка, и тебе покажется, что ты выпил четверть литра эспрессо, сразу станет лучше. Тебе понравится, вот увидишь.
– Благодарю, но я не нуждаюсь в том, чтобы какой бы то ни было политоксикоман читал мне лекции по фармакологии.
– Верно, прежде всего тебе сейчас нужны уроки вежливости. Во-первых, надо держаться любезно с тем, кто только что подправил тебе клювик.
– Ошибаешься. Во-первых, надо позволить сломать себе клювик, чтобы защитить такого безмозглого дурня, как твой младший брат. Тебе не приходило в голову, почему меня так разукрасили?
– Дай-ка подумать. Это как-то связано с твоими манерами крутого всезнайки?
– Это связано с тобой, сопляк. Я позволяю избивать себя до полусмерти, чтобы не выдать твое имя, а ты в одиночку лезешь в пасть ко льву.
– Слушай, говнюк, если кто и полез в пасть ко льву, так это ты. Я преспокойненько полиинтоксифицировался, когда ты втянул меня в эту передрягу. Меня и всю нашу семью.
– А разве я не говорил тебе, чтобы ты забыл про дом на улице Гильямет? Говорил или нет?
Мы практически орали друг на друга, только шепотом. Однако стоило ему упомянуть о злосчастном доме, как я на мгновение позабыл о нашей перебранке.
– Так мы в доме на Гильямет?
– Тебе лучше знать… Откуда ты вошел?
– Не знаю, я был без сознания.
– Храбрый спаситель…
– Послушай, дон Добродетель, хочешь бежать вместе или предпочитаешь, чтобы тебя снова привязали к стулу, а я боролся за жизнь один? Предупреждаю, что сегодня ты воняешь похуже меня, так что нет у меня охоты с тобой спорить.
Воцарилось молчание. От Себастьяна действительно воняло – смесью пота и мочи. Помимо крови, на его когда-то белых трусах от Келвина Кляйна проступило несколько желтоватых кругов. Наверное, его держали привязанным много дней подряд. Любой сломался бы от накопившегося страха и унижения, но The First на то и The First, надо признать, что он мужик с яйцами – обоссанными, но яйцами. Правда, видно, и у него силы были на исходе, и он согласился на мой ультиматум. Я сменил маску рассвирепевшего Балу на более добродушную и протянул Себастьяну пакетик и банкноту. Он больше не спорил и втянул по понюшке каждой ноздрей. И я бы не сказал, что сделал он это как новичок.
– Помоги мне встать, хочу еще попить.
Я поддержал его, и он поднялся. Не считая кровоподтека на передней части голени, ноги у него были в довольно приличном состоянии, хотя и ослабленные долгой неподвижностью. Хуже всего была боль в боку, но последние несколько шагов до раковины он сделал сам. Я сказал ему, чтобы он не умывался, что лучше будет ему выглядеть более или менее как прежде, и он ответил, что и не думал мыться. Стараясь не терять времени даром, я стал задавать ему вопросы, пока он хлебал воду из шланга.