Говоря это, он шарил рукой под столом, приводя в действие некое устройство, приглушавшее свет в кабинете. Почти одновременно мы услышали механическое гудение, заставившее нас обернуться. Стена за нами во всю свою ширину представляла собой металлический занавес, который теперь поднялся, открыв огромную застекленную панораму: перед нами появилась Барселона в ночном убранстве, как дива в своем лучшем платье, расшитом блестками. Если Экзорцист хотел произвести на нас впечатление, то он избрал верный путь, но в данный момент я не столько упивался пиротехническим буйством, сколько старался определить наше местонахождение. Мы находились в очень высоком здании, слишком высоком, чтобы различить улицу, над которой оно вздымалось, но мне было достаточно бросить взгляд на крыши, чтобы понять, что мы на улице Жауме Гильямет, точно рядом с домом номер пятнадцать. Было часов одиннадцать, и весь город, должно быть, жевал коку, запивая ее тем дешевым шампанским, которое зарегистрированные юзеры называют «кава». Как раз об этом я думал, когда вновь появилась девица в черном, толкавшая перед собой тележку, на которой помимо того, что просили мы с братом, красовались ореховый пирог и вышеупомянутая темно-зеленая бутылка, впрочем не из дешевых. Более внимательный осмотр тележки показал, что на ней находится также моя пачка курительной бумаги и остатки оковалка – и то и другое на маленьком серебряном подносе.
Кайф.
– Я подумал было, что нам следует отметить праздник comme il faut,[57] – сказал Экзорцист. – Бокал шампанского? Это великолепное брют. Разумеется, вкусовые органы требуют к сладкому другого напитка, но народные традиции теряют свое очарование, если не соблюдать их по всей форме. Как вам кажется. Пабло?
– Пф… у меня вошло в привычку соблюдать только общеобязательные народные традиции.
– М-м… Например?
– Например, дышать.
Экзорцист не попался на мою удочку, только снова обнажил полный набор своих зубов, как комплект спортивного снаряжения. The First, явно не прислушивавшийся к нашей словесной перепалке, налил в стакан воды и выпил. Я сделал то же, пока дон Игнасио, воспользовавшись паузой между сетами, откупорил свою Неподражаемую Бутылку. Он все еще наливал себе шампанское в высокий бокал, когда The First, который, должно быть, знал подоплеку дела, решил не давать ему передышки.
– Ладно, Игнасио, если хочешь перейти к сути и сказать нам то, что собирался…
Тип снова уселся на свой трон с полным бокалом в руках, сделал глоточек и на мгновение по-театральному прикрыл глаза, словно наслаждаясь этой газированной водичкой, которой всегда в результате оказывается шампанское. Теперь нас в комнате оставалось всего четверо (и две вооруженные супергиены, впрочем выступавшие скорее в роли мебели), и, говоря откровенно, сам воздух кабинета, полнившегося кипением праздничного торжества, стал приобретать нечто очень кинематографическое. Казалось, что за окном вспыхивает реклама «репсоля», и думаю, что, окажись у меня под рукой лира, я стал бы возносить оду городу, охваченному пламенем.
Но мне пришлось оторваться от зрелища, потому что Экзорцист стал проявлять признаки недовольства и снова заговорил. И на сей раз, следуя просьбе The First, он постарался говорить без обиняков.
– Я думал было сделать вам некое предложение, но полагаю, будет лучше начать с ряда вопросов. Должно быть, вы немного смущены… Прежде всего вы, Пабло. И чем лучше вы поймете ситуацию, в которой оказались, тем лучше сможете оценить предложение, которое я намереваюсь вам сделать.
Он закончил, обращаясь ко мне, но ответил ему The First, причем вид у него был скептический, как у журналиста, который обращается с конкретным вопросом к политику.
– Отлично, начнем с вопросов: когда ты собираешься выпустить нас отсюда?
– Допустим, это зависит от соглашения, к которому мы придем.
– Что ж, по рукам. Чего ты от нас хочешь?
– Полного соблюдения тайны.
– О'кей, мы будем блюсти тайну. Можно идти?
– Боюсь, мне необходимы некоторые гарантии.
– Гарантия – наше слово.
– Этого недостаточно. Пойми меня: лично я против вас ничего не имею, но я человек зависимый, ты же знаешь.
Хотя в тот момент я проводил языком по липкому краю бумажки, мне не хотелось полностью оставаться вне игры.
– Прошу прощения, может быть, кто-нибудь объяснит мне, о чем речь?
Экзорцист мгновенно отбросил осмотрительность, с какой он общался с The First, и обратился ко мне с самой напыщенной помпезностью, на которую был способен:
– Вы вступили в Цитадель, господин Миральес. Вы преступили границу мира, где правят иные законы, и это – редкая привилегия, за которую люди, как правило, должны платить определенную цену.