Не теряя лица, я в то же время не мог недооценить намека. Поставив бутылку на столик, я сам направился к тележке с калитками за стаканом. После чего заговорил, давая понять, что воспринимаю услышанное всерьез:
– Ладно, ладно, невестушка, предыстория мне понятна: веди себя тихо, а братец пусть развлекается с секретаршей. Чего еще…
– Принеси виски, если не трудно.
Теперь я протянул ей бутылку. Lady First, похоже, ударилась в риторические воспоминания.
– Мария Эулалия Роблес, Лали.
– Ты про кого?
– Про секретаршу Лиценциат по предпринимательству и экономике, владеет английским, французским, информатикой на продвинутом уровне… Мы вместе ходили в колледж.
– А теперь она ублажает твоего мужа; как тесен мир.
– Не так уж тесен. Я сама представила ее твоему брату и сама же порекомендовала в качестве личной секретарши, когда твой отец ушел на пенсию. Она как раз Себастьянов тип. Чем-то похожа на меня… И я знала, что Себастьян принадлежит к тому типу мужчин, которые нравятся Лали… Так что это я свела их и тем самым облегчила задачу твоему брату. Любовница, если она твоя секретарша, может спокойно идти рядом с тобой по улице, даже обедать в ресторане, где тебя знают, особенно если тебя видели вместе с ней и твоей женой одновременно. Понятно изъясняюсь?
– Как по-писаному, но когда на тебя разом выливают такой ушат информации, слегка обалдеваешь. Прости за нескромность, но, коли уж такое дело: какие отношения у тебя с этой Лали?
– Порнофильма из этого бы не вышло. В любом случае теперь это уже не важно. Я вдавалась кое в какие подробности, чтобы ты понял, что двойная жизнь Себастьяна мне прекрасно известна. В какой-то мере я даже участвую в ней. Часто он возвращается домой в пять или в шесть утра. Обычно он предупреждает об этом заранее, в противном случае просто звонит перед уходом из конторы. Все как будто по работе. Соседи не видят, как он входит, а если видят, то при нем всегда его портфель, но самое главное, что все на свете видят, как он выходит отсюда по утрам.
– Очень остроумно.
– Вчера вечером он не позвонил. А сегодня утром не вернулся домой. Любопытно: я проснулась, потому что не услышала его будильника… Я тут же позвонила домой Лали, но налетела на автоответчик. И абсолютно ничего о них не знаю, начиная со вчерашнего дня.
Я понял, что на этом предварительные объяснения закончились, потому что она залпом допила виски, поставила бутылку на столик и в упор уставилась на меня.
– Я разговаривал с ним вчера во второй половине дня, – сказал я.
– Где?
– По телефону.
– Он сказал, откуда звонит?
– Нет, но у меня такое впечатление, что из конторы.
– Почему?
– Не знаю, – ответил я и продолжил, как бы размышляя вслух: – Если бы он звонил из автомата, то было бы слышно, и по мобильнику тоже, верно?… Но, возможно, дело только в том, что для меня само собой разумелось, что он на работе.
– А ты не слышал на заднем фоне никаких голосов или шума принтеров?
– Вроде нет. Так или иначе, его кабинет хорошо звукоизолирован, и не думаю, чтобы по телефону были слышны посторонние шумы. Разве ты слышишь какой-либо шум, когда он звонит оттуда?
– Нет, но я обычно говорю с ним в нерабочее время.
– Не важно. Главное, что во второй половине дня он был в порядке. Он звонил, чтобы передать мне кое-что и сказать, что отец сломал ногу.
Пока я говорил это, мне совершенно отчетливо вспомнилось, что поведение The First во время звонка не было абсолютно нормальным, но пока решил об этом умолчать. Я предпочел сначала разузнать, что Lady First думает о моих намерениях, потому что она явно посвящала меня во все перипетии не просто, как сама призналась, чтобы облегчить душу.
– Ты хоть что-нибудь предприняла, чтобы выяснить, что случилось? – спросил я, чтобы как-то подступиться к этой теме. Она только устало махнула рукой.
Обзвонила все больницы, навела справки в жандармерии, в полиции… Нигде ничего. Пришлось ждать, потому что, если бы с ним что-то случилось, меня бы поставили в известность, связались бы со мной. Кроме того, я весь день звоню Лали и все время нарываюсь на ответчик. Не знаю, что делать дальше. И, конечно, волнуюсь. И не только из-за того, что он вот уже сутки как пропал, дело в том, что вчера днем он позвонил мне и попросил об одной довольно странной вещи.
– О какой?
Она подняла брови, словно стараясь говорить только чистую правду:
– Он сказал, чтобы я вошла в комнату, которая здесь, в доме, служит ему кабинетом, положила одну из папок в конверт и отправила заказной почтой по этому же адресу.
– По адресу этой квартиры?
– Да.
– А что это были за бумаги?
– Точно не знаю, я только на минутку открыла папку и бегло просмотрела вложенные туда три или четыре разрозненных листа. Это было похоже на отпечатанную информацию о каких-то обществах, я прочла пару абзацев, все такое запутанное, аббревиатуры, юридические термины, что-то вроде. Я просто вложила их в конверт, надписала адрес и отнесла на почту до закрытия.
– И тебя не удивило, что он обратился к тебе с такой странной просьбой?
– Конечно, поэтому я и рассказываю. Но я ничего не понимаю в его делах, он сказал, что очень важно получить большой конверт со штемпелем от такого-то числа, и я ему поверила. Решила, что это какая-то очередная из его штучек, ты ведь его знаешь. Так или иначе, он, похоже, нервничал. А после того, что случилось, я уже готова заподозрить что угодно, целый день в голове только это и крутится.
– Почему ты не заявишь об исчезновении в полицию?
– Незачем. По крайней мере пока. Всего сутки, как он пропал, и первое, что придет им в голову, когда они все разнюхают, это что у него роман с секретаршей и что оба вернутся через пару дней. Если нет, думаю, они тоже не очень-то удивятся.
– Если ты объяснишь им то, что объяснила мне…
Едва сказав это, я понял, что мысль не из лучших.
– Хорошо, и что же ты намерена делать? – спросил я.
– Не знаю, но не хочу, чтобы твои родители сейчас о чем-то проведали, иначе пойдут разговоры о том, чего им лучше не знать. Для них эта информация все равно бесполезна, а помочь они ничем не могут. Но мне нужна твоя помощь, чтобы держать их в рамках. Не предупреди я тебя, я бы рисковала, что ты невольно поднимешь шум. А поскольку я вынуждена на тебя рассчитывать, то получается, что ты единственный, кому надо знать об этом деле достаточно, чтобы помочь мне в поисках. Кроме того, ты в наивыгоднейшем положении.
– Я?
В разных я бывал переделках, но уж точно никогда не находился в «наивыгоднейшем положении».
– В конце концов, ты на равных правах участвовал в половине дел твоего брата… вашихдел. Ты можешь, не вызывая ни у кого подозрений, хорошенько расспросить служащих: они тебя хорошо знают, иногда ты помогаешь им информацией, разве нет? И в отсутствие брата ты – их хозяин, можешь свободно входить и выходить из офиса, никто тебе и слова не скажет.
– Откуда у тебя такая уверенность? Может быть, они и не осмелятся мне перечить, но им покажется странным, если я ни с того ни с сего вдруг начну рыться в бумагах. Слишком уж долго я относился к ним безразлично. Обычно на мою долю приходится сведение счетов, я притворяюсь, что вывожу баланс, и получаю за это столько, сколько мне соизволят заплатить. А мелкие дела по сбору информации я всегда обсуждаю лично с братом.
– Ты мог бы проникнуть туда ночью…
При одной мысли о том, чтобы забраться в «Миральес и Миральес» ночью, у меня по всему телу забегали мурашки. Это было все равно что залезть в церковь через окно, чтобы обчистить дароносицу, при этом осознавая, что сам Отец и сам Сын, как свидетели, взирают на надругательство над своим домом.
– Ночью трудненько будет опросить персонал, – сказал я.
Lady First, похоже, устала от моих увиливаний и предприняла попытку пойти напролом.
– Ладно, хорошо, тогда, может, скажешь, что у меня паранойя и мне мерещатся похищения всякий раз, как моему муженьку вздумается повеселиться, или что тебе по фигу все мои речи и ты и пальцем не собираешься пошевелить.
– Душенька, если ты будешь со мной до конца откровенной, то и разговор получится другой.
– Например?…
– Например, я сделаю все, что смогу. Не спрашивай, что именно, но что-нибудь да сделаю.