Где, черт побери, он выучился этим трюкам? посасывая сигарету, спросила меня Флоренс, окутанная кудрявым дымом.
Не знаю, ответила я ей, накручивая на пальцы волосы.
Вряд ли он понимает, что делает, пока не становится слишком поздно, сказала я. За окном носился по двору щенок Мейерзонов. Вряд ли он нарочно, сказала я, вовсе не уверенная в собственной правоте.
Кое-что я опускаю. Ну, например, мой смех. Смеюсь я ужасно — всю свою жизнь, просто кошмарно смеюсь. Когда я смеюсь, звуки из моего рта способны разнести вдребезги весь остальной мир. Мой смех опасен — у людей развиваются тошнота и сумасшествие. Прекрати немедленно, кричат они и, заткнув уши, бегут куда подальше. Дошло до того, что меня перестали пускать в кинотеатр. Это нарушение моих прав, заявила я им, и тогда они решили устраивать сеансы для меня одной. Пока шел фильм, механик сидел перед кинотеатром на тротуаре. Когда кончалась бобина, я выходила и звала его обратно.
Теперь вы представляете, что значило для меня знакомство с парнем, которому это даже нравилось. Когда я впервые при нем засмеялась — мы сидели на крыльце, и у меня вырвался нервный безумный смешок, я принялась хватать его на лету рукой, запихивать обратно в глотку — Фред убрал мне за ухо локон и шепнул: ты такая красивая.
Тут я и поплыла. И какое мне было дело до того, что цветочные горшки, только что спокойно стоявшие на крыльце, теперь парят у нас над головами. И какое мне было дело до того, что во время нашего первого поцелуя они разлетелись на мелкие кусочки. Имел значение только Фред и то, как он меня обнимает. Имело значение только то, что мне теперь есть с кем смотреть кино.
Ну вот, а к тому времени, как Фред стал Джеком, я успела выйти замуж за парня по имени Стив. Понятное дело, я привела Джека домой, чтобы они познакомились. Вообще-то его звали не Стив — настоящее имя звучало как сорт колбасы, — однако он заплатил мне кучу денег, чтобы я стала его женой, и надеялся, что с именем Стив все будут думать, что он уже натурализовался. Ему не нравился мой смех, но он все же нанял меня работать своей женой, чтобы никто не мог депортировать его в эту серую тоскливую страну — его родину. Узнав о Джеке, Стив, похоже, расстроился — правда, я не всегда понимала, что творится у него внутри. У нас были проблемы с общением.
Ты и я заключенность, сказал он, когда Джек ушел в туалет.
Ты и я заковыристость, сделал он еще одну попытку. Заделость.
Нет, сказала я, листая глянцевый журнал. И даже не подняла глаз.
Зарубайство, сказал он. Закрывайство.
Занятие? предложила я. Мне нравилось сбивать его с толку.
Нет! Ты не понимаешь. Ты и я как дерево, продолжал он свои попытки.
Заросли? Я перевернула страницу.
Нет! (еще страница, еще)
Закорючки!
Джек забирает жена, начал он с начала, уронив в отчаянии руки. Муж забывает, муж забывот.
В комнату вернулся Джек, я отбросила журнал и встала с кресла. Приду поздно, сказала я.
Понимаете, любовь — не была частью сделки. Я знаю, любовь никогда и т. д. и т. п., но я рассчитывала на большее уважение. Я буду твоей женой, сказала я ему. Профессионально. Это моя работа, можно сказать. Ты меня нанял, и это моя работа — жена. И ничего больше.
Правильно, просиял он. Жена.
Мне еще долго не приходило в голову, как мало он тогда понимал.
Значит, Фред ему не понравился. Но Фред нравился всем. Так устроена вселенная: люди знакомятся с Фредом, и он им нравится. Так устроен мир. Но не Стив Колбасный. Первое, что он сказал, познакомившись с Фредом: он нехороший человек. Он не муж для тебя.
Правильно, сказала я ему, ты меня нанял. Он сбежал. Он просто мой отличный до неприличия бывший приятель, который странно действует на людей.
Стив не понял. Он это не хороший, бормотал он и таращился на Фреда.
Должна признать, Джек-Фред вовсе не ангел, но он точно и не плохой человек. Ну, то есть он ведет себя безответственно, это да, но чаще всего из добрых побуждений, думала я, а вовсе не злонамеренно.
И все же что-то вертелось в голове, может, забытые сны, мимолетные мысли, ощущение, будто передо мной прокручивается список чего-то потерянного, чего-то оставленного позади. Мы вышли из дома, я посмотрела на Фреда, но, засунув руки в карманы, он таращился в ночное небо, где пышные дамы заслоняли собою звезды, как черные дыры, как перехваченное дыхание, как забытые облака. Я трясла головой, разгоняя мысли, мечтала, чтобы он меня коснулся, тогда злость, которую я ношу в себе, спрячется куда подальше.