Я ей так и не рассказала.
— Запомни, где мы припарковались, — велела она.
— Ладно.
Но она не стала сразу вылезать из машины. Так и сидела, вцепившись в руль.
— Не понимаю, с чего это мы должны туда идти, — промолвила она. — Твой отец напрасно так беспокоится…
— Если ты не пойдешь, он будет беспокоиться гораздо больше, — сказала я, — кроме того, тебе нечего бояться, потому что все будет отлично. Верно? Верно.
— Если со мной что-то не в порядке, я бы предпочла не знать, — выдавила она, глядя на свои руки.
Мы вылезли и захлопнули дверцы, машина вздрогнула.
Она оказалась права насчет больницы. Там было холодно и мерзко. Она записалась в регистратуре, и мы сели ждать своей очереди. Комната для ожидания оказалась серой и пустой. Стулья были обтянуты старым винилом, прилипавшим к ногам. Лампы гудели и, если не смотреть прямо на них, как будто бы помаргивали.
Мы сидели совсем рядом и глядели в пространство прямо перед собой, как будто нам показывали невидимое кино.
В очереди сидела еще одна женщина. Грудь у нее была неимоверных размеров. Просто невозможно не обратить внимание.
Я взяла маму за руку. Пальцы были холодные, но вообще-то у нее всегда холодные руки, даже летом, прохладные и гладкие, с элегантно изгибающимися синими венами. Ее рука безжизненно лежала в моей. Я пошла на этот жест, думая, что так правильно, но теперь не знала, что делать дальше. Я похлопала по маминой ладони, повертела ее.
Мама странно на меня покосилась. Руки у меня вспотели.
Откуда-то раздавался шум, там что-то делали, до нас долетали голоса, звук шагов, лязг и грохот металла, отрывистые реплики людей, указывающих друг другу что делать. Но видно было только медсестру в окошке регистратуры и пациентку, которая словно уснула, развалившись на стуле и баюкая груди, как младенцев.
— Мне нужно в туалет, — сказала мама и выдернула руку.
Медсестра из регистратуры велела нам пройти по коридору и свернуть за угол. Мы вошли, наши шаги эхом разносились по выложенному кафелем помещению. Было пусто и разило аммиаком. Плитка под ногами влажно поблескивала.
— Вот, приведи себя в порядок, — сказала мама и вручила мне свою расческу. А сама направилась к отсеку с туалетными кабинками и закрыла за собой дверь на щеколду.
Я причесалась, вымыла руки и стала ждать.
Потом посмотрела на себя в зеркало. Освещение было того жесткого и безжалостного типа, что выставляет напоказ каждую деталь. Становятся видны угри и расширенные поры, о существовании которых ты даже и не подозреваешь. Начинает казаться, будто ты видишь собственные темные мысли, медленно проступающие под кожей, как синяки.
— Мама, — позвала я. Мне были видны ее ноги, топчущиеся в кабинке.
— Лайза, — сказала она, — тут в унитазе рыба.
— Ой, перестань!
— Нет, в самом деле. Она плавает.
— Мам, не выдумывай.
— Я и не выдумываю. Иди сюда и взгляни сама.
— Наверное, это аквариумная рыбка, которую кто-то пытался спустить в унитаз.
— Она слишком крупная для аквариумной. Больше похожа на карпа. Ярко-оранжевая. Почти красная.
— Тебе показалось. Может, это кровь или еще что, — предположила я и тут же пожалела о сказанном. Поликлиника была объединена с больничным корпусом. Мало ли что тут может плавать в унитазах: иглы от шприцов, аппендиксы, гланды.
— Да нет же, нет, это рыбка, очень красивая. У нее такие ажурные плавники, как вуаль. Непонятно, как она сюда попала. Она слишком велика чтобы пройти сквозь трубы. Плавает кругами, бедняжка.
— Тогда выходи и воспользуйся другой кабинкой, — сказала я, забеспокоившись. Вдруг она нарочно пытается избежать встречи с врачом. — Ты тянешь время.
— Подойди и посмотри. Надо ее спасти.
Я слышала, как она натягивает колготки и поправляет юбку. Затем она отперла и распахнула дверь. На губах улыбка.
— Взгляни, — сказала она.
Я последовала за ней в кабинку.
— Вот посмотри.
И мы вдвоем склонились над унитазом.
Я увидела лишь пустые белые недра унитаза и два наших похожих силуэта, отражающихся в воде.
— Куда же она подевалась? — недоумевала мама. — Ну не странно ли?
Мы смотрели на воду.
— Как ты думаешь, каким чудом ей удалось выбраться? — спросила мама. — Видишь, вода все еще колышется. Гляди, гляди — маленькие рыбьи какашки. Клянусь. Лайза, милая, посмотри.
«Мама сходит с ума», — подумала я, а вслух сказала:
— Давай вернемся в комнату для ожидания.
— Но мне все-таки нужно воспользоваться туалетом.
Я стояла возле раковины и ждала.
— Ты опоздаешь на прием, — напомнила я. Посмотрела на ее ноги. Тишина.
Наверное, она нервничает и не может облегчиться в моем присутствии.
— Подожду тебя в коридоре, — сказала я.
В общем, я вышла, прислонилась к стене и стала ждать. Все ждала и ждала. Она задерживалась. Я гадала, а вдруг у нее действительно галлюцинации. Вдруг с ней стряслось что-то серьезное: внутреннее кровотечение или нетипичная аллергическая реакция. Не думаю, чтобы она все это выдумала; она не умела врать, ее ложь сразу бросалась в глаза.
— Мама, — позвала я. — Мам!
Я вернулась в туалет.
Ее там не было.
Открытая дверца кабинки качалась, поскрипывая. Я проверила остальные кабинки на случай, если она взобралась на унитаз с ногами и нагнула голову — так мы прятались от учителей в старших классах. В той, первой кабинке вода до сих пор колебалась, будто кто-то недавно нажал на слив. Я даже заглянула в шкафчик под раковиной и запустила руку в мусорный контейнер.
Я стояла там и прикидывала. Должно быть, она каким-то образом выскользнула из туалета так, что я не заметила. Может быть, я на минуту закрыла глаза. Она могла двигаться очень проворно, когда хотела.
Или, может, она выбралась в окно? Наверху под потолком было небольшое закрытое окошко.
Как бы там ни было, она удрала.
Я медленно прошла по коридору, прислушиваясь и рассматривая кафельный пол.
Я думала о ее узкой спине, о разверстом зеве унитаза, представляла, как она проскальзывает туда, кружится и уносится прочь по трубам.
Я пытаюсь придумать разумно звучащий вопрос:
— Вы не видели мою мать? Женщину примерно моего роста с каштановыми волосами и зелеными глазами? У нее еще такой нервозный вид. Не видели?
Или глаза у нее светло-карие?
Когда я вернулась в комнату для ожидания, на языке у меня вертелся вопрос, я приготовилась сообщить об ее исчезновении. Но тут медсестра раздраженно высунулась в регистратурное окошко и окликнула меня:
— Мисс Салант? Мисс Салант? Врач ждет вас, мисс Салант.
Она открыла дверь в смотровую; медсестры и техники держали наготове тонкие хлопковые халаты, анкеты и стаканчики для сдачи мочи. «Мисс Салант, мисс Салант, мы вас ждем», — тараторили они. Все кругом нетерпеливо размахивали руками и повторяли мое имя.
Ну, я и вошла.
Позже я вышагивала туда-сюда вдоль белых полосок на парковке. Я забыла, где мама припарковала машину. Когда я наконец наткнулась на наш автомобиль, мама была там, прислонилась к бамперу. Мне на миг показалось, что она курит. Она не курила.
Когда я приблизилась, оказалось, что она грызет ручку.
Мы забрались в машину и поехали домой.
— Я вдруг сообразила, чтомне хочется купить на ужин, — сказала она ни с того ни с сего.
— Рыбу? — спросила я.
Остаток пути мы проехали молча.
— Ну что, как все прошло, дамы? — спросил отец вечером.
Мама ничего не ответила.
— Ты сходила с ней? — обратился он ко мне.
— Угу, — сказала я.
— Значит, результаты будут через несколько дней, так? — уточнил он, приобняв маму.