Затем Банвард вернулся к своей первой любви — театру. В 1864 году в Бостоне шла с размахом поставленная «библейско-историческая» драма «Амасис, или последний из фараонов». Банвард являлся автором и текста, и громадных декораций; наградой ему стал теплый прием критиков. Банварду казалось, что он способен достичь успеха во всем, за что бы ни взялся.
В то самое время, как Банвард показывал свое египетское собрание гостям в «Гленаде», роль музея как такового быстро менялась. К 1780 году «комод с диковинками», имевшийся у богатых любителей всяких занятных вещиц, впервые развился в нечто, напоминающее музей; управлял им Чарльз Пил, живший в Филадельфии. Позже он объединился с Американским музеем в Нью-Йорке Джона Скаддера; в музеях стали вести просветительскую работу: устраивали лекции и показы, демонстрировали рисованные и натуральные изображения необычных объектов природы и свидетельств прошлого.
Все изменилось, когда в 1841 году Американский музей Скаддера приобрел П. Т. Барнум. Новый владелец привнес в музейную работу элемент карнавала, где в равной степени присутствовала и зрелищность, и вымысел на грани обмана — мощная и очень привлекательная для публики смесь из паноптикума, диорам, сеансов магии, естественной истории и бесстыдного кривлянья и вранья в номерах «Мальчик-с-пальчик» [52]и «няня Джорджа Вашингтона». [53]Барнуму, этому деловому человеку, не была свойственна кристальная честность, однако он слыл самым талантливым антрепренером в стране. Привлеченные успешной деятельностью Барнума, подражатели вскоре оказались уничтожены — Барнум знал, как загнать соперника в угол. К тому же он как никто другой умел разрекламировать свои шоу.
К 1866 году общие продажи билетов на представления Барнума превысили тридцать пять миллионов — численность населения страны. Джон Банвард, весь замок которого был заполнен настоящими музейными экспонатами, едва ли мог оставаться равнодушным к тому, какие суммы расположившийся по соседству Барнум зарабатывал, демонстрируя вещицы весьма сомнительного происхождения.
Это побудило Банварда нанести визит Уильяму Лилиенталю, с которым он когда-то сплавлялся по реке. Пятнадцать лет назад они вместе прошли Нил, собирая экспонаты, положившие начало коллекции Банварда.
С помощью Лилиенталя — и немалых вложений инвесторов — Банвард намеревался расправиться с Барнумом. Однако основанное Банвардом совместное предприятие с самого начала оказалось ненадежным. Мало того, что Банвард вздумал тягаться с величайшим шоуменом Америки, — затея сама по себе безумная, — он еще и опирался при этом на свой опыт, в данном случае лишь мешавший ему. После стольких лет успешных гастролей с панорамой Банвард решил, что ему вполне по силам содержать музей; на самом же деле он никогда не возглавлял настоящее предприятие — со штатом сотрудников и собственным зданием. За годы демонстрации панорамы он заработал миллионы, имея в помощниках одного только секретаря, которого в конце концов выгнал за кражу нескольких долларов.
Лилиенталь с Банвардом вложили деньги в Музей Банварда, выпустив акции на сумму в 300 000 долларов. Которыми и рассчитывались с подрядчикам и рабочими; остальные акции приобрели известнейшие семейства Манхэттена. Однако существовало одно затруднение — Банвард не регистрировал ни свое предприятие, ни акции. Его ценные бумаги ничем не были подтверждены. Ни поручители Банварда, ни, возможно, сам Банвард не подозревали, что акции ничего не стоят.
Благодаря финансовым вливаниям излишне доверчивых спонсоров, строительство Музея Банварда стремительно завершалось.
Когда 17 июня 1867 года огромное сооружение площадью в 40 000 квадратных футов открылось, оно оказалось самым лучшим музейным зданием в Манхэттене. Знаменитую панораму Миссисипи разместили на возвышении в центральном зале, вмещавшем до 2000 зрителей; кроме того, в музее имелось еще несколько залов поменьше, где читали лекции и демонстрировали собранную лично Банвардом коллекцию древностей. Лекционным залам придавалось большое значение: Банвард раздавал бесплатные билеты студентам, желая подчеркнуть, что его музей ориентирован на семейные и образовательные ценности — в противовес музею Барнума, построенному на сенсации. Была в музее и поистине приятная для многочисленных посетителей новинка: вентиляция. Вечной проблемой на демонстрациях панорам была невозможная духота в зале; Банвард первый сделал окна и вентиляционные отверстия по всему периметру помещения.
В лице Банварда Барнум получил серьезного соперника. Через неделю после открытия музея в The New York Timesнапечатали рекламу Барнума, буквально кричавшего о том, что в его собственном музее «ОТЛИЧНАЯ ВЕНТИЛЯЦИЯ! ПРОХЛАДА! Просто наслаждение!! Настоящая прохлада!!! Изысканно оформленные, просторные, проветриваемые залы!» Конечно, все это было далеко не так — музей Банварда намного превосходил музей Барнума, причем Барнум это прекрасно знал. Но он обладал талантом привлекать массы, в чем Банвард не мог с ним сравниться. Оставшуюся часть лета можно было наблюдать за схваткой двух величайших шоуменов Америки — и ее первых миллионеров на ниве индустрии развлечений — они сцепились намертво, стремясь довести один другого до разорения.
На каждое новшество Банварда Барнум отвечал жалкой имитацией, зато отменно разрекламированной. Банвард выставлял панораму Миссисипи, Барнум показывал панораму Нила, возможно, даже скопированную с панорамы соперника. У Банварда среди экспонатов имелся настоящий скелет «Кардиффского великана»; [54]Барнум демонстрировал подделку. Борьба не прекращалась все лето; в качестве излюбленных орудий боя соперники избрали эстраду и страницы газет.
Закончилось все это неожиданно быстро. Банвард по уши увяз в долгах: кредиторы настойчиво требовали уплаты, а акционеры пребывали в бешенстве, узнав, что приобретенные акции с самого начала ничего не стоили. И 1 сентября — не прошло и трех месяцев со дня открытия — на дверях Музея Банварда оказался висячий замок.
Банвард отчаянно стремился исправить положение. Месяц спустя здание снова открылось, уже в качестве оперного театра и музея. Последующие полгода спектакли ставили и тут же снимали: разухабистые танцевальные постановки, адаптации «Нашего общего друга» [55]и «Хижины дяди Тома».Ни одна не принесла успеха. Будучи не в состоянии придумать что-либо еще, Банвард в конце концов сдал дом в аренду группе антрепренеров, среди которых оказался — возможно, к немалой досаде Банварда — и Барнум.
Следующие десять лет Банвард едва сводил концы с концами, да и то благодаря тому, что тайно присваивал арендные выплаты, причитавшиеся акционерам и другим кредиторам. Поместье на шестидесяти акрах приходило в запустение; Банвард с женой остались единственными его обитателями, сократив прислугу до одного человека. После подлого обращения Банварда с акционерами ни один житель Нью-Йорка не желал финансировать его проекты; Банвард сочинил еще две пьесы, и все только для того, чтобы лишний раз убедиться — ни одного директора театра они не интересуют.
И если платежеспособность Банварда больше не вызывала доверия, еще меньше верили ему как художнику. Вместо того чтобы придумывать новое, он занимался плагиатом: сначала напечатал исторический труд «Двор и эпоха правления английского короля Георга IV»(1875), который списал с книги, вышедшей в 1831 году, затем, на следующий год, издал пьесу, благодаря которой вновь открыл свой музей, уже под вывеской «Нового театра на Бродвее». Пьесу «Коррина, или Сицилийская история»Банвард не просто украл, а украл у живого и здравствующего современника, чем сильно разозлил того.
53
Негритянка, утверждавшая, что ей более ста лет и что она нянчила самого Джорджа Вашингтона.