— Почему вы считаете само собой разумеющимся, что вашего мужа убили? У вас есть какие-то соображения на этот счет или неопровержимые доказательства? А может, здесь каким-то образом замешана ненависть между дядей и племянником?
— Вполне возможно, — ответила вдова, — ведь эта вражда длилась не один год. В свое время, в 1976 поду, похитили племянника Самуэля, несчастного Диего. Я попросила провести следствие по этому делу. Его тело нашли в одном из отвалов. Тогда подозрение пало на моего мужа, и комиссар Ришоттани из Турина, проводивший расследование, неоднократно допрашивал Франческо.
— Ну, и чем же это кончилось? — перебил ее Брокар.
— Да ничем, абсолютно ничем. А чем это могло бы кончиться? Мой муж вовсе не был заинтересован в исчезновении такого ничтожества, как Диего.
— Вы хорошо знали жертву?
— Неплохо. Он внушал мне какую-то нежность. Поговаривали, что он не может сделать ребенка, но в то же время он был болезненно привязан к жене.
— А что из себя представляла его жена?
— Ничего особенного. Я бы сказала, самая обычная женщина, но очень любила деньги.
Брокар улыбнулся, подумав: «Обычная женская ревность».
— Но вернемся к моему мужу, — продолжала Анник. — Однажды комиссар Ришоттани лично прилетел в Рим для допроса. Что уж они друг другу говорили, я не знаю, но с тех пор мужа оставили в покое. Когда я спрашивала у Франческо, почему он попал под подозрение, он зло отвечал: «Одна из «шуток» этого туринского свинтуса. Он хотел пришить мне смерть двоюродного брата. Плюнь на это, и давай никогда не будем говорить об этих мелких семейных неприятностях».
— Вы знали комиссара Ришоттани?
— Нет. А лучше сказать «да», хотя я не знала его лично. Я знаю его по описаниям моего мужа, которому, несмотря ни на что, он внушал симпатию. Дело в том, что если мой муж называл кого-то занудой, это означало, что он имел в виду интеллигентность и что этот человек ему симпатичен. «Здоровенный, спортивный и образованный зануда», так говорил Франческо о Ришоттани.
— Но вы говорили, — прервал ее Брокар, — что в свое время вы попросили провести расследование. Почему?
— Потому что мне хотелось узнать о причинах ненависти между дядей и племянником.
«Неглупа», — подумал Брокар и попросил разрешения закурить.
— И что же вы узнали? — спросил Ален с надеждой. Сигара, как обычно забегала у него во рту.
— Узнала кое-что такое, чего предпочла бы не знать. У мужа была любовница и сын от нее. А я больше не могла, как вам известно, иметь детей.
Последовало короткое молчание. Затем комиссар спросил:
— Вы говорили об этом с мужем?
— Нет. Никогда. Я знала, что если бы начала мучить его расспросами, я потеряла бы его. Но в то же время я не могла просто сидеть и что-то ждать. Не забывайте, комиссар, что это я и только я всегда поддерживала его, я помогала ему сделать карьеру в деловом мире. И поверьте, вначале это было очень трудно. Но я всегда была рядом с ним, и уверена, что Франческо никогда бы этого не забыл… А вот сегодня, после всего, что случилось, я спрашиваю себя: что станет с этим мальчиком без отца?
Брокар невольно почувствовал восхищение. «Кроткая, очаровательная, по-настоящему красивая и добрая».
Он решил, что узнал от Анник все, что ей было тщетно или скорее все, что она пожелала ему рассказать. Были кое-какие неясности, но с этим можно и подождать. При первой же возможности надо бы позвонить комиссару Ришоттани. А сейчас пора и распрощаться, Женщина устала от трагических событий и этого допроса.
Было, однако, ясно: она что-то скрывает или кого-то боится. Пока что необходимо дать ей небольшую передышку.
Но вот вопрос: что поделывает ее обожаемая дочь в Америке, в то время как неостывшее тело отца лежит в парижском морге? Слишком много вопросов, на которые нет ответа. Несомненная реальность — труп в морге, но причины его появления далеко не ясны. Глубоко задумавшись после разговора с Анник, Брокар опомнился только тогда, когда очутился за своим старым письменным столом в одном из кабинетов в Сюртэ. Он попросил соединить его с полицейским управлением в Турине и позвать к телефону комиссара Ришоттани.
— Алло, мосье Ришоттани? Говорит Брокар из Сюртэ. Хотел бы уточнить кое-что по поводу самоубийцы из «Рица», о котором вы уже, наверное, знаете из газет.
— Конечно, знаю. Чем могу быть вам полезен?
— Мой итальянский несколько прихрамывает. Я понимаю многое, почти все, но вот говорить, — и тут он перешел на французский, — это уже потруднее.