«Да-да, все беды от женщин», — мысленно съязвила я. Близнецы слушали завывания Танаску с хмурыми лицами. Наверное, своеобразный кодекс чести ран-де-ранцев запрещал им применять силу к скитавшемуся несколько дней по лесу бедолаге, не то ожидало бы Тревора очередное незапланированное купание. Алия ввинтилась поближе к писателю и пропела:
— Тревор, принести кофе?
Он благосклонно взглянул на шаманку и кивнул:
— Да, не откажусь от чашечки.
— Бедненький, — просюсюкала Алия. — Наверное, изголодался в лесу, да? И чем только питался?
Однако разведчица не промах, вон как ловко выпытывает. Хотя и отмела утром мои подозрения насчет Танаску, но все равно проверяет.
— А я захватил консервы с «Восхода», — бесхитростно признался тот. — Голод — не лучший спутник гения.
Оказывается, далеко в лес Тревор не забредал. Прошел немногим более получаса и наткнулся на небольшое озерцо, судя по описанию, не имевшее ничего общего с тем, в котором едва не утонули мы с Ρальфом. Никаких водопадов и буйной тропической растительности, нет, прозрачный чистый лесной водоем, неглубокий, с прохладной вкусной водой.
— Я не собирался ее пить, — разглагольствовал Тревор. — Это негигиенично, в конце концов, я забочусь о своем здоровье. Но захватить с собой питьевой воды не догадался, а днем меня начала мучить жажда. Вот и пришлось рискнуть.
Вечером же прозаика принялся терзать голод, поэтому он прокрался обратно на съемочную площадку, залез на корабль и утащил продукты. Поскольку прикрепленная к нему камера перестала работать ещё прошлой ночью, визит остался незамеченным.
Удаляться от жилья Танаску побаивался, вертелся поблизости. Лесная чащоба пугала его, поэтому дальше знакомого озерца он не заходил, да и туда добредал лишь потому, что путь уже был ему знаком. Он и сам дивился собственной смелости в ночь ухода.
— Это все влияние вдохновения, — с горящими глазами уверял нас прозаик. — Конечно, вам не понять, что чувствует творец, когда к нему снисходит Муза. Я не мог думать ни о чем, кроме одного: остаться наедине со своими мыслями и отдаться творческим порывам.
Я с сомнением покосилась на Ральфа: что он думает об этом чудном спиче? Капитан каким-то непостижимым образом почувствовал мой взгляд, повернулся и одними губами произнес:
— Не врет.
Я покрутила пальцем у виска: мол, тогда у Танаску затмение разума, или же, если говорить по — простому, крыша съехала? Ральф качнул головой: нет. Наша коротенькая пантомима осталась незамеченной: все внимание перетянул на себя Тревор.
— Моя новая книга взорвет литературное сообщество! — пафосно вещал он. — Вот увидите, она поразит галактику.
— Но тебя искали! — выкрикнула Эмма. — Разве ты не слышал?
— Попрошу, — брюзгливо процедил Танаску, который пропустил перемены в общении и всеобщий переход на «ты», — попрошу обращаться ко мне вежливо.
Эмма раздраженно дернула плечом.
— Да какая разница! Мы все переживали, Ральф экспедицию организовал, а ты… вы были где-то неподалеку. Не слышали, что ли, как вас зовут? Не видели, что ищут?
Танаску стушевался, но быстро взял себя в руки.
— Я не хотел, чтобы спугнули мое вдохновение!
— Так он специально! — ахнула Эмма. — Спрятался небось?
— Почему тогда вернулся? — вступила молчавшая до сих пор Макси.
— Да все украденное слопал, вот и притащился обратно!
Танаску побагровел.
— Я ничего не крал! Между прочим, съестное принадлежит и мне в том числе. Продукты общие!
Все разом заговорили, перебивая друг друга. Над лугом повис гул, из которого я улавливала только отдельные слова и выкрики. Сай довольно улыбался, видимо, предвкушая драку: несмотря на печальные обстоятельства, он оставался в первую очередь режиссером. Близнецы отошли на пару шагов, зато Макси сунулась поближе к Тревору и уже потрясала перед его лицом плотно сжатым кулачком. Всеобщую шумиху перекрыл голос Ральфа:
— Тревор, зачем вы подсунули нам шарф?
— И точно! — воскликнула Эмма, подпрыгнув на месте. — Шарф! Как мы про него забыли. Этот тип просто издевался над нами!
С Танаску произошла удивительнейшая метаморфоза. Вся напыщенность разом с него слетела, глаза забегали, на скулах вспыхнули алые пятна румянца.
— Шарф? — переспросил он. — Какой шарф?
— Шелковый, — любезно ответил Ральф. — Полосатый. Алый с золотом. От Симона Ρафаэля. Вот точную цену не назову.
Для меня уже то, что он знал имя Симона, прозвучало откровением: как по мне, так капитан совсем не походил на мужчину, интересующегося модными тенденциями и знакомого с последними коллекциями. Его собственная одежда стоила недешево, но все вещи можно было отнести либо к классике, либо к спортивному стилю. Симон Рафаэль же творил для мужчин совсем иного склада. «Нестандартные вещи для тех, кто может себе это позволить» — вот его девиз. Среди моих многочисленных знакомых его поклонников не водилось, даже Тарог отзывался о коллекциях Симона не слишком одобрительно. «Дорогущая вульгарщина», — цедил он обыкновенно сквозь зубы, стоило ему увидать очередной рекламный ролик. Оно и понятно: цены модельер выставлял такие, что впору в обморок упасть, а вещи его производства отличались яркими крикливыми расцветками и весьма смелым кроем.
— Ваш шарфик, Тревор, — подхватила Алия. — Приметный такой.
— Ах, шарф, — пробормотал Танаску. — От Симона Рафаэля, да. Я его, должно быть, потерял и не заметил.
Максимиллиана расхохоталась.
— Не заметил? — ехидно повторила она. — Не заметил? Да-да, как же, так мы и поверили. Небось отдал весь гонорар за свою книжонку и ещё сверху добавил, чтобы производить впечатление на наивных идиотов. Ах-ах, такой востребованный, такой обеспеченный, может себе позволить одеваться у Симона. Как же, как же. Вот только туфельки-то из магазинчика «Хорошая одежда по оптимальным ценам», да и брючата оттуда же. А за рубашку пришлось отдать побольше, согласна, но и она даже на треть цены аксессуара от Симона не потянет.
— Стерва! — выкрикнул Танаску. — Тебе какое дело?
— Надо же, — протянула насмешливо Эмма, впервые вступившись за соперницу, — а говорил, что против панибратства, на «вы» общаться требовал.
Прозаик повернулся в ее сторону. Краснота со скул распространилась по всему лицу и даже шее. Танаску напоминал перезревший помидор: вот-вот лопнет. От злости. Он открыл было рот, но не успел разразиться тирадой, потому что Дитмар громко заявил:
— По-моему, он рехнулся. Не удивлюсь, если прирежет кого-нибудь следующей ночью. Предлагаю его запереть.
Теперь все дружно уставились на миллиардера. Тот пожал плечами.
— А что? Плетет какую-то ерунду. Вдохновение, шедевр, книженция о половом неравенстве. Его нужно изолировать.
Где-то в глубине души я была полностью согласна с этими словами. Как по мне, то Танаску не помешало бы запереть в уютненьком санатории и лишить связи с внешним миром. Ведь если ему просто запретить писать, то он достанет окружающих своими лекциями. А так пусть себе общается с роботоприслугой и излагает ей свои гениальные идеи. Судя по лицам большей части присутствующих, они разделяли мнение Дитмара.
Тревор надулся. Открыто спорить со столь влиятельным типом он опасался. Если близнецы способны на физическую расправу, то от владельца многомиллиардной корпорации можно ожидать любой пакости. Тем не менее, спустить столь непочтительные высказывания в свой адрес Танаску тоже не мог.
— Вы просто ничего не понимаете в литературе, — процедил он.
Дитмар расхохотался.
— И все-таки, — настойчиво повторил Ральф, прерывая спор, — откуда на опушке взялся шарф? Тревор? Или предположение Дитмара не лишено оснований? Вы подбросили его, находясь в затмении рассудка?
— Я? — возмутился прозаик. — Да я — образец здравомыслия!
— Тогда объяснитесь, будьте любезны.
И капитан скрестил руки на груди, всем видом показывая, что не отстанет, пока не услышит хоть сколько-нибудь внятных пояснений.