Во всех землях между шумным Глубоководьем и сверкающими волнами Моря Упавших Звезд никого не любили и не боялись больше, чем сурового мечника Дурнана, грубого старого плута Мирта и мудрого древнего волшебника Эльминстера.
Поэтому все разговоры в «Банши Лэйд Бэр» внезапно и неожиданно прервались, когда пыхтящий мужчина, спустившийся по ступенькам в мерцающий, не слишком хорошо освещенный свечами мрак таверны, прорычал через плечо:
– Запиши это сам, парень! Мирт Ростовщик – не лакей!
Более чем одна голова непроизвольно обернулась, чтобы посмотреть на задыхающегося, с отвисшим животом, в скрипящих потрепанных старых сапогах прибывшего – и не одна бровь приподнялась, когда их владельцы подавили усмешку. Это и есть Старый Волк Глубоководья? Которому люди, даже тот хладнокровный скользкий зловещий эльф, по кличке Змей, боялись перейти дорогу?
Мирт Беспощадный, если это действительно был он, приподнялся, как нос усталого корабля, заходящего в док – судя по его внешности, толстый старый ког, расходящийся по швам, – и огляделся вокруг.
Со вздохом удовлетворения он направился к свободному столику и едва успел со стоном удовлетворения устроиться на скамье, чей ответный стон был гораздо более сердечным, как лысый, с орлиным носом человек за соседним столиком крутанулся на месте.
– Это, – объявил он с мягкой угрозой, – мой стол, видишь? Мне нравится, когда он пуст, чтобы было у меня было место для пустых кружек. Так что пошевели салом, свиноголовый!
Мирт не подал виду, что услышал его, и с усилием поднял одну из своих ног в грязных сапогах на стол.
– Эй, девка! – позвал он. – Я хочу пить!
Лысый моргнул, посмотрел на толстяка, который теперь критически изучал носок своего поднятого сапога, и прорычал:
– Я к тебе обращаюсь, кабанье брюхо!
Мирт изучил свои ногти, бросил взгляд в сторону лысого мужчины, кивнул в знак приветствия и окинул взглядом зал и других посетителей, большинство из которых уже сгорбились в предвкушении.
Мирт одарил всех расплывчатой, непринужденной улыбкой приветствия и крикнул:
– Эй! Эля от Темпуса Штормового Шлема! По меньшей мере, бочонок!
С гневным рыком лысый мужчина поднялся и встал над толстым торговцем, обнажив плечи, широкие, как маленькая повозка, и обнаженные руки, с мускулами, испещренными зелеными венам. Руки, похожие на лопаты, потянулись вперед, пока Мирт с легким интересом наблюдал за происходящим, и с жестокой силой сомкнулись на ноге торговца, у лодыжки и колена.
– Похоже, ты плохо слышишь, салага – прорычал их хозяин, грубый юмор исчез из его глаз несмотря на то, что головорезы вокруг стола, за которым он сидел, зашушукали и зафыркали. – Интересно, будет ли это продолжаться, когда ты познакомишься с болью, быстро и скоро!
Мирт моргнул, посмотрел на мужчину, перевел взгляд на руку на колене, затем вниз по ноге до волосатой хватки на его лодыжке, поднял голову, чтобы почти соприкоснуться носом с сердитым лицом, придвинутым вплотную к его лицу – и рыгнул, протяжно и громко, в лицо мужчине.
С гневным ревом мужчина дернул торговца за ногу, подняв ростовщика в воздух вместе со столом и всем остальным (благодаря другой руке и ноге Мирта, которые держались за них). Когда стол со скрипом встал на дыбы, торговец сильно ударил толстым кулаком в горло новообретенного врага. Лысая голова с тошнотворным бульканьем резко откинулась.
Мирт уперся другой рукой в его лицо и вырвался на свободу, когда мужчина сполз на пол, безжизненно шатаясь, и стол рухнул на него. Старый Волк с грохотом упал на соседний стол, расплескав выпивку во все стороны и забрызгав ругающихся мужчин – пьяных собутыльников лысого.
Под общий рев изумленных или восторженных ругательств, сверкание и звон десятков клинков, выскакивающих из ножен, зал взорвался. Мирт с силой ударил ногой человека за столом, за которым стояла колонна. Он услышал, как череп несчастного с глубоким и влажным звуком стукнулся об него, а затем прыгнул в противоположную сторону на другого человека, повалив того на пол и злобно нанося удары кинжалом длиной в фут, каким-то образом, появившимся у него в руке. Они боролись, затем мужчина под толстым торговцем застыл.
Мечи звенели о сабли, мужчины выкрикивали вызовы и рычали о намерениях разжечь старые или воображаемые обиды, а кто-то бросил стул.
На лестнице спешащая служанка вскрикнула и уронила бурдюк, но его ловко поймала в воздухе в нескольких дюймах от того места, где он должен был разбился о грубый, усыпанный песком пол, длинная загорелая рука, обладатель которой сказал с уровня ее щиколоток: