– Благодарю, милая. А теперь, хорошенькая служаночка, унеси свой плач обратно на солнце, и дай мне пройти в зал!
С безумными глазами и стремительно, как напуганный сокол, она подчинилась, оставив мужчину с бурдюком откупоривать его и с удовольствием пробовать то, что в нем плескалось. Он тут же скорчил гримасу, вернул пробку на место и положил шкуру на ступеньки рядом с собой.
В суматохе битвы, когда стулья опрокидывались, а углы столов впивались в животы восторженно бранящихся мужчин, никто не расслышал его бойких слов. Но когда новоприбывший схватил ближайший стол и швырнул его через весь зал, чтобы тот разбился в щепки о колонну и визжащие тела дюжины отчаянно борющихся мужчин – все обратили внимание на второе появление.
– Б'ыр Леди Луна! – ахнул один мужчина в возникшей во второй раз за этот вечер внезапной тишине пивного зала. Мужчины уставились – и увидев – замерли.
Стоя на нижней ступеньке, улыбаясь маленькой кошачьей улыбкой и оглядывая комнату с возникшей и томящейся в его глазах обещанием смерти, стоял мужчина, одетый в кожаные бриджи, сапоги и жилет, обнажающий грудь и руки. Чужестранец, конечно. Его кожа была загорелой, как медовое дерево, а мускулы, проступающие под ней, делали его похожим на большого охотничьего кота, когда он оглядывал комнату. Он скривил губы в нечто, что отчасти было насмешкой, отчасти нетерпеливой улыбкой.
– Ты мог бы подождать, пока я не закончу пробираться к комнате, Старый Волк! – сказал он с притворной жалобой. – Я и так был слишком обделен в нашем путешествии!
– Шесть свернутых шей, а у четверых мужчин перерезаны органы и горло? – пыхтя ответил Мирт, пробиваясь вперед с чужой кровью на руках. – Этим обделил? Что ж. Да, полагаю, для тебя это так. – Он нахмурился и оглянулся через плечо, мгновенно просветлев.
– Смотри-ка! – сказал он, мотнув головой так сильно, что его взъерошенные усы затрепетали. – Я оставил тебе кое-кого, Дурнан – большинство из них, били меня!
– Дурнан! – ахнул мужчина где-то в глубине комнаты. – Дурнан из Глубоководья!
– Дурнан! – закричал другой мужчина, его голос был почти рыдающим от страха.
– Что ж, так и есть, – восхищенно заметил Дурнан, как будто никто не произносил его имени, а длинные, покрытые шнуровкой руки, пронзившие его, словно скорострельные стрелы, подхватили другой массивный стол, словно перо из дамской шляпки, и швырнули в комнату.
Грохот, возвестивший об окончании его короткого полета, был почти заглушен криками и испуганными воплями людей, пытавшихся спастись бегством, почти перелезающих друг через друга в поспешной попытке добраться до неосвещенной узкой лестницы для слуг в самом дальнем углу пивной.
В течение одного-двух мгновений комната была наполнена воплями людей. Затем здесь снова стало пусто и тихо, если не считать пары крупных и тихо посмеивающихся друзей.
– Так-так, – сказал Дурнан, сделав шаг вперед так же плавно, как любая пантера, – похоже, ты до сих пор не можешь сделать что-то столь же простое, как заказать небольшое горловое пойло, не начав кровопролитную драку!
– Моя репутация, – с простым достоинством ответил Мирт, выпрямляясь, – опережает меня.
Он огляделся, когда его осенила внезапная мысль.
– Интересно, оставил ли кто-нибудь выпивку, которую не разлили, а?
Дурнан посмотрел вверх на потолок.
– О боги, наблюдающие за нами, – горячо заговорил он. – Было бы очень мило с вашей стороны, если бы...
–Эй! – Мирт заурчал от неожиданного восторга. – Смотри!
Три фигуры ютились за столом в одном из самых темных углов комнаты, без свечей или ламп, и среди них были графины, высокие бокалы и тонкие, изящные руки, обхватившие рифленое стекло…
– Хо! – Мирт радостно взревел. – Женщины! И все для нас!
Три длинноволосые головы повернулись, чтобы посмотреть на него, выражения их лиц невозможно было различить во мраке, но раздраженный мужской голос, исходивший с их стороны, был совершенно безошибочен в своих чувствах:
– Я думаю, нет.
Глаза Мирта сузились, когда он шагнул вперед.
– Я уже слышал твой язык раньше... кто ты?
Девица в центре – та, что с дымчатыми глазами и откровенно невероятной грудью, украшенной яркой татуировкой дракона, прокладывающего свой счастливый путь вниз, – казалось, на мгновение растаяла и дрогнула перед глазами Старого Волка. Когда она перестала мерцать, перед ним предстал исхудалый белобородый старик в потрепанной остроконечной шляпе и изорванной мантии.
– Люди обычно называют меня Эльминстером, – кисло сказал волшебник через край своего поднятого стакана, – если вообще осмеливаются меня как-нибудь называть.