Эрилин отложила меч, который все еще сжимала в руке (рана должна была быть много хуже, чтобы заставить ее бросить оружие), и позволила Элайту уложить себя на упавшее дерево. Голубые с золотом глаза горели гневом на ее чересчур бледном лице.
- Простите, что ударил вас, принцесса. Я прежде всего думал о вашей безопасности и не нашел другого способа вас оттуда увести.
Она нетерпеливо отмахнулась: - Ты бросил своих наемников на смерть.
Эльф пренебрежительно пожал плечами. - Они люди.
- И я тоже наполовину человек, - резко ответила Эрилин.
- Ты сейчас только наполовину жива, - заметил Элайт. И хотя это прозвучало мрачной шуткой, правды в словах было больше, чем Элайт привык себе позволять. Он положил на плечо упрямой воительницы руку, чтобы не дать ей встать, и опустился перед ней на колени. Вытащив нож из ножен на запястье, эльф аккуратно срезал пропитанную кровью ткань рубахи.
Когда Элайт осмотрел рану, невидимый кулак, который сжимал его сердце начал расслабляться. - Все не так плохо, как я опасался. Важные кровеносные сосуды не повреждены, и, кажется, серьезных повреждений мышц тоже нет. Тем не менее, я очищу и зашью рану.
Эрилин кивнула, отмахнувшись от куска кожи, который Элайт предложил ей, чтобы сдержать стоны. Плотно сомкнув зубы, женщина пристально следила за лесом, пока эльф обрабатывал рану.
- Вон там - ручей. Можно пройти по нему, затем перебежка - и на деревья, а после снова к ручью. Повторим это два-три раза, сделаем несколько цепочек следов и уйдем по ручью до какого-нибудь из его рукавов - тогда даже малариты не смогут выследить нас.
План был хорошим, и при более благоприятных обстоятельствах он может бы сработал. - Но как долго ты сможешь продержаться в таком темпе?
Эрилин повернулась и встретила его глаза. - Столько сколько придется.
Элайт не сомневался, что она попытается. - И если нас догонят, ты будешь сражаться?
Она подняла плечи, как будто предлагая ему говорить по существу.
Лунный эльф вздохнул. Пускай она и была лишь полуэльфийкой, Эрилин в полной мере унаследовала решительность и упрямство от своей матери, принцессы эльфов. Элайт был верен ей и как эльфийский лорд дочери принцессы, и как эльф эльфу. И все же временами - такими, как сейчас - ему хотелось просто задушить Эрилин. Элайт считал, что именно такой вот традиционный эльфийский подход к жизни уже привел к упадку расы, а его с Эрилин приведет к смерти.
Пришло время для новой тактики.
Острые глаза Элайта пристально разглядывали лес. Ниже по течению, лань опустила морду в темную воду.
Медленная, хитрая улыбка изогнула губы эльфа. - К ручью, быстро, - согласился он. - Охота начнется всерьез с восходом луны.
Вой все нарастал, наполняя жуткой музыкой окрестные леса. Гримлиш поднялся и принялся осматривать рогатый шлем и снаряжение. То же сделали и остальные. Вскоре луна должна была подняться, и волчья песнь возвещала ее приход столь же ясно, как крик петуха - зарю.
Внезапно Барсук замер. Он глухо восхищенно выругался и потянулся к самому длинному из своих ножей. Дром проследил за взглядом мужчины. В тени молодой сосны стоял крупный серебряный волк. Янтарные глаза следили за охотниками с напряженным интересом.
Забыв о своем месте в этой стае, Дром придержал руку старого охотника. - Он не станет нападать.
Но даже говоря это, Дром чувствовал сомнение. Волки были существами непредсказуемыми, и поведение их было слишком загадочным и сложным, чтобы его мог понять кто-то из людей. Для робких, словно овцы, деревенских жителей волк был жадным чудовищем. Лесничие, друиды и прочие подобные им дураки впадали в другую крайность - они романтизировали волка с его благородным сердцем, не тронутым проклятьем рода человеческого - жадностью и непостоянством. Волк, утверждали они, бескорыстно улучшает породу своих жертв, вырезая слабых, старых и немощных. Дром с презрением относился к обеим точкам зрения, и вовсе не потому, что они были полностью ложны - крупица правды была в каждой - но потому, что и та, и другая были неспособны объяснить подлинный дух волка - или Волчьего народа, искавшего и находившего вдохновение в Поющей Смерти. Четыре зимы тому все оленята в деревенском стаде попросту исчезли, хотя еще весной телки были стельны и поздних заморозков не случилось. Всё объяснили волчьи следы - на протяжении многих недель стая питалась почти одной лишь олениной. И даже несмотря на это убили они гораздо больше животных, чем могли съесть. Дром, как и все жители деревни, страдал всю следующую зиму от недостатка пищи, однако вместе с тем он узнал, что даже самым практичным северным волкам не чуждо чистое торжество охоты и радость убийства.