После солнечного двора обширный зал показался прохладным и сумрачным. Он был довольно удобен. Повсюду стояли современные диваны, мягкие кресла и маленькие пепельницы на бронзовых треножниках. Этот зал можно было бы даже назвать уютным, если бы он не тянулся почти милю в длину и не был увешан полотнами эпохи Возрождения. Одну из его стен украшал камин такого размера, что в нем поместился бы бык на вертеле. Потолок, терявшийся где-то в высоте, почти недоступной взгляду, кажется, опирался на дубовые балки. Здесь, как и в остальных помещениях, висели картины и стояли статуи, изображавшие Мадонну с Младенцем. Судя по всему, это был любимый сюжет Херста в изобразительном искусстве.
Некоторое время гости бесцельно слонялись по залу. Потом появились слуги со спиртными напитками, и перемещения гостей сразу стали гораздо целенаправленнее. Под снисходительным взором Мадонны мы бросились к подносам, как пираньи на оказавшуюся в реке антилопу.
Сразу стало веселее. Чарли сел за фортепиано и стал наигрывать популярные мелодии. Кларк Гейбл, Лоренс и молодой человек со студии «Парамаунт» нашли колоду карт и решили сразиться в покер. Остальными же гостями занималась Марион, следившая, чтобы каждому достался стакан с любимым напитком и никто не скучал.
Появился сын Херста со своей девушкой. У них были мокрые волосы. Откуда-то возникла пара чрезвычайно пронырливых на вид служащих Херста. Завидев Грету Гарбо, они тут же бросились к ней за автографами. Вошла высокая, худая и очень импозантная дама с двумя тявкающими собачонками на руках. Марион приветствовала ее с распростертыми объятиями. Дама оказалась писательницей. По одному из ее произведений решили снять фильм, и ее пригласили в Голливуд писать сценарий.
Я осматривал стены зала, пытаясь отыскать потайную дверь личного лифта Херста. Льюис мужественно отплясывал чарльстон с Конни Толмедж. Марион подвела к ним писательницу.
— А это Констанс Толмедж. Вы ее, конечно, видели в кино… А это… Как тебя зовут, красавец?
— Льюис Кенсингтон… — В этот момент музыка замолчала. Пианист раскуривал сигарету.
— Льюис! Точно! А вблизи ты еще симпатичнее, — сказала Марион, потрепав Льюиса по щеке. — Ты ведь тоже снимаешься в кино, красавчик?
— В некотором смысле, — потупился Льюис. — Я каскадер.
— Значит, ты по-настоящему работаешь. Не то что разные длинноногие блондинки, — сказала Марион, имея в виду саму себя, и первой захохотала своей шутке. — Конни, Льюис, это — Картиманда Брайс. Вы о ней, конечно, слышали. Она пишет невероятно увлекательные и жутко страшные романы!
Импозантная дама шагнула вперед. Две чихуахуа рванулись было, чтобы вцепиться Льюису в горло, но хозяйка крепко держала их.
— А эт-т-то ее собачки, — заикаясь промямлила отшатнувшаяся Марион.
— Это мои родные и близкие, — скривив губы в мрачной усмешке, заявила Картиманда Брайс. — Их души временно переселились в собачью плоть, дабы способствовать нашему духовному совершенствованию.
— Ох, ничего себе! — воскликнула Конни.
— Ого! — пискнула Марион.
— Это Лернейская Гидра, — заявила миссис Брайс, встряхнув лупоглазого монстра поменьше размером. — А это — Чучхе.
— Какое очаровательное имя! — выдавил из себя Льюис и протянул дрожащую руку, чтобы погладить Чучхе по крошечной лапке. Чучхе ощерилась и завизжала. Что поделать! Некоторые животные чувствуют, что мы — не простые смертные, и иногда из-за этого возникают осложнения.
Льюис отдернул руку.
— Извините! Наверное, ваша собачка не любит чужих.
— Дело не в этом! — Миссис Брайс сверлила Льюиса взглядом. — Чучхе вступила со мной в телепатический контакт. Она сочла, что вы — необычный человек, мистер Кенсингтон.
«Если шавка расскажет этой карге, что ты — бессмертный, значит, это не собака, а сущий дьявол!» — беззвучно передал я Льюису.
«Заткнись!» — беззвучно прошипел Льюис.
— Неужели? — сказал он вслух. — Как интересно!
Тем временем миссис Брайс закатила глаза и нахмурилась. Она наверняка внимала на телепатическом уровне своей карликовой дворняге. Последовало неловкое молчание. Наконец Марион повернулась к Льюису и сказала:
— Значит, ты дублируешь Фредди Марча! Ну и как?
— Как обычно. Падаю за него. На меня настраивают прожектора, а потом я болтаюсь за него на люстрах, — ответил Льюис, а Чарли заиграл мелодию «Я — арабский шейх».
— Я помню, что он дублировал и Валентино, — сказала Конни.
— Ну да? — воскликнула Марион и обернулась к Льюису с живым интересом. — Бедный, бедный Руди!