Следующее воспоминание — яркий свет дня. Падма стоит одна под манговым деревом. На губах у нее кровь, и несколько пятен осталось на ситцевом платье. Ей не хочется ни есть, ни пить, ей кажется, что она только что очнулась после глубокого сна. Слышно, как в доме громко плачет какая-то женщина. Резко открывается дверь во двор. За ней стоит отец, оглядываясь по сторонам. У него лохматые, непричесанные волосы и мятая рубашка. Он видит ее, застывает на месте, затем бежит к ней, зовя по имени, подхватывает на руки. В доме пахнет смертью и дезинфицирующими средствами. Незнакомая женщина с растрепанными волосами и красными глазами, которая заворачивает ее в складки своего сари со следами от слез, оказывается ее матерью. Пальцы приглаживают спутанные волосы Падмы, убирают из них листья.
— Где ты была, противный ты ребенок? Мы всю ночь тебя искали… и в саду, и в парке — везде…
Ей хочется сказать им, что она видела, как Чотей-Маму летел, но слова не идут. Весь день они задавали один и тот же вопрос, на который невозможно ответить: где ты была?
Спустя тридцать семь лет она сидела одна в доме с множеством коробок, так и не зная на него ответа.
Пока она пребывает в задумчивости, комната наполнится вечерним сумраком — натюрморт в серых тонах — и ей будет казаться, что сразу же за окнами комнаты ее ожидает лес, что деревья сжимают стены дома и шепчут что-то. В декоративном зеркале, висящем на стене в столовой, она увидит собственное отражение, скорее напоминающее дикого зверя в своем логове: непослушные волосы обрамляют лицо, изъеденное тенями, нос как птичий клюв, огромные глаза, видящие в темноте, похожи на глаза лемура. Она содрогнется и покачает головой, чтобы избавиться от наваждения, и встанет с легким вздохом. Включив свет, она соорудит себе бутерброд с чатни [4]и рассеянно съест его на кухне. Затем приступит к работе.
С утра до вечера она сновала по дому, как ночной мотылек, ослепший от света, — сортируя, укладывая, надписывая, до тех пор пока все комнаты не утратили привычный вид, который был ей противен. Днем она делала перерыв для того, чтобы бесцельно побродить по лесу. Она старалась думать о реальных вещах, например о том, как ей жить дальше. Старший сын, работавший в Калифорнии, хотел, чтобы она купила дом и переехала к нему поближе. Ее подруга в Индии настойчиво просила в своих письмах вернуться на родину и начать там новую жизнь.
Родина. Родители умерли. Брат и две сестры имеют собственные семьи. Бабушкин дом превратился в руины. Куда же ей ехать?
Иногда, гуляя по лесу, она начинала блуждать. Нигде — никаких тропинок, никаких знаков, и если она вдруг теряла бдительность, то деревья, по-зимнему обнаженные, начинали выглядеть совершенно одинаково, и шуршание опавших листьев под ногами было единственным звуком, сопровождающим ее. Она долго бродила, пока что-нибудь в возникшем пейзаже не напоминало ей что-то знакомое, после этого, неожиданно для себя, она натыкалась на собственный дом, расположившийся на вершине склона. Она никогда не ходила по одним и тем же тропам в лесу, или ей так казалось.
В конце концов, настал тот день, когда все коробки собраны, все вещи разделены, разобраны и расписаны. Завтра он приедет в последний раз. Лишь со свадебными фотографиями ее постигла неудача, она не знала, куда их деть, наконец решила сложить их в отдельную коробку и отнести в подвал — пусть полежат там, пока она не придумает, что с ними делать. Кешав не захочет их взять, это уж точно.
Сначала она никак не могла найти ключ от подвала. Она давно не была внизу, и не задавалась вопросом до этой самой минуты, почему же Кешав держал подвал запертым на ключ. Он говорил ей, что у него там коробки с университетскими бумагами, с материалами с факультета английского языка. Она поискала ключ во всех возможных местах: в шкафу в его кабинете, в маленькой расшитой сумочке, висящей на гвоздике в кухне, где она хранила свои ключи. В итоге она нашла ключ у задней стенки выдвижного ящика письменного стола. Наверное, запасной, так как он блестел, будто им не пользовались. Дверь сперва не поддалась, хоть Падма и налегла на нее всем весом, но потом, при тусклом свете (был вечер) она заметила, что есть еще засов. О нем она совсем забыла. Падма отодвинула засов, и дверь со скрипом открылась. Снизу медленно поднялся спертый, застоявшийся воздух, наполняя легкие. Ее охватил внезапный страх. Но назад пути не было. Она сделала глубокий вдох, протянула руку и включила свет.
Она спустилась по скрипучим ступеням, держась за перила. Наконец, оказавшись на цементном полу, она немного испуганно огляделась вокруг. Ничего особенного, кроме старой газовой плиты с трубами и решетками, а также пыльных коробок, составленных на полках. Тогда она вспомнила, что все-таки оставила коробку со свадебными фотографиями наверху. Прошлась по подвалу, включая по пути свет. Все в порядке. Только воздух здесь уж какой-то затхлый. Неудивительно, что ее никогда не тянуло спускаться сюда в подземелье. И Кешаву не приходилось говорить ей, чтобы она не ходила сюда. Но вдруг посредине подвала откуда-то потянуло свежестью леса. Донесся запах холодной земли, коры деревьев, сырости, экскрементов животных. Она оглянулась в нерешительности: в подвале негде было спрятаться не то что крысам — даже таракану. Окна были высоко под потолком — узкие щелки, потемневшие от времени, — их годами никто не открывал. Ничто не могло проникнуть сюда. Но как тогда объяснить, что здесь пахнет лесом?
Одна часть подвала была вполне благоустроена — линолеум на полу, книжные полки, письменный стол, и деревянная перегородка отделяла эту часть от остального помещения. Кешав хранил здесь всякую всячину: старые рефераты своих студентов, пожелтевшие статьи, невразумительные записи о поездках. Падма смутно помнила, что видела все это, когда была внизу в последний раз — два или три года назад. Она прошла за перегородку. Теперь лесом запахло еще сильнее, но в этом углу было темно. Для того чтобы включить свет, надо было потянуть за шнурок, пришлось пошарить рукой в воздухе перед собой, пока холодная цепочка не коснулась ее ладони. Свет зажегся, и она увидела деревянную клетку на письменном столе и крошечные горошинки помета с пятнами мочи на листах бумаги, исписанных мелким, но разборчивым почерком Кешава. На полках она обнаружила несколько банок с различными веществами непонятного происхождения, кипу изящных карандашных рисунков, с изображением полудюжины невероятных существ, а также некоторое количество книг с потрепанными корешками. Но окончательно ее взгляд остановился на открытом окне над полкой: кто-то, по-видимому, долго царапался когтями о задвижку, оставляя темные пятна на деревянной раме, пока окно не отворилось настолько, чтобы этот кто-то, попавший в ловушку, смог выбраться наружу.
Сперва она просто стояла там, тяжело дыша от гнева, ей вспомнились давнишние теннисные туфли в пятнах кетчупа. Неужели это прощальный подарок ей от Кешава, еще одна инсталляция, шалость, как напоминание о старых временах? Но для чего? Что он хотел этим сказать? Наклонившись вперед, она увидела, что некоторые пятна на бумаге еще не высохли. Кешав был здесь в последний раз неделю назад. Она не знала, что и подумать.
Теперь Падма стояла не шелохнувшись. Внезапно ей все стало ясно. Она будто наконец попала за кулисы и смотрела на залитые светом окна собственного дома совсем другими глазами. Все эти годы она считала свой дом пристанищем, где можно укрыться от окружающего мира, но он оказался всего лишь караван-сараем — временной стоянкой на пути к совершенно другому месту. Путь туда лежал перед ней подобно той серебряной нити лунного света, много лет тому назад, он вел ее к убежищу: туда, где спокойный поток прохладного воздуха, дыхание леса и сны длиною в жизнь.
Люциус Шепард
Здесь, но лишь отчасти
Рассказы Люциуса Шепарда могли бы составить половину данного сборника. В этом году произведения Шепарда публиковались в «Polyphony», «The Third Alternative», «Asimov's, SF» и в «SCI FICTION». Мы рекомендуем своим читателям все эти рассказы в любой последовательности. Кроме того, недавно увидели свет две его повести, изданные отдельно, — «Мушка» («Floater») и «Закат Луизианы» («Louisiana Breakdown»). В настоящее время Шепард продолжает работать над рассказами и двумя романами. Издательство «Golden Gryphon» недавно опубликовало книгу Шепарда «Два идущих поезда» («Two Trains Running»), сборник рассказов и эссе о жизни бродяг в Америке, а в «PS Publishing» готовится к изданию его новый сборник. «Здесь, но лишь отчасти» впервые был напечатан в Asimov's.