Я вышла из игры. Макс уже успел раздеться и нырнул в бассейн, а может, это просто огромная ванна. Томми и Шири прыгали на батуте, отпуская при этом остроумные шутки. Агент по недвижимости уже не пыталась привлечь наше внимание к тому, что хотела рассказать. Она сидела в бесформенном желеобразном кресле и массировала руками стопу. Я прошла на кухню. Огромный стол, много стульев и пуфов, массивный пищевой центр с программным управлением.
Я вернулась к Даме.
— На кухне нет плиты.
— Плиты? — удивленно переспросила она.
Я провела рукой вниз по подтяжке и пояснила:
— Я готовлю сама.
— Сама?
Я почувствовала напряжение, это так утомительно, когда все подряд напоминают мне, будто Девятилетки не должны готовить сами. Но тут я заметила ее глаза. Они сияли от радости и удовольствия. Снисходительного удовольствия. Я тут же вспомнила свою собственную мать, которая охала и ахала, когда однажды зимним утром в трущобах Мэриленда я испекла для нее печенье, которое невозможно было даже раскусить. Тогда мой этиологический возраст еще был привязан к Природным часам. Вспомнила маму, державшую в руках свадебное платье, в котором она мечтала выдать меня замуж. Кружева, украшавшие пояс платья, щекотали мой подбородок. Как-то вечером, когда я училась в колледже, посреди фразы я подняла глаза и взглянула на нее через стол (я рассказывала ей о своем тогдашнем документальном фильме «Кошка в шляпе», горячей полемике об Эмансипации Пятилеток, о том, как кибернетика освободит Ползунков, и они смогут жить, ни от кого не завися), и по ее глазам я заметила, что она давным-давно перестала меня слушать. Я поняла, что для нее я не Девятилетка, а простая девятилетняя девочка; поняла, что она смотрит не на меня, а сквозь меня, куда-то очень далеко, в какое-то другое время, на совсем другую меня — на Женщину с огромными грудями, высокую, как дверь, думающую о мужчинах и достигшую возраста, когда можно выходить замуж. Эта другая я была неким сексуализированным чудовищем, похожим на мою мать; эдаким ходячим чревом, протоматерью. Моя мать мечтала о такой Сьюзан, Женщине-Сьюзан, которой не суждено было реализоваться.
— Я готовлю сама, — повторила я и посмотрела прямо в глаза Даме. Потом сунула руки в карманы брюк.
Я бы не отказалась, чтобы меня крепко обняли, но Макс был под водой, а Томми и Шири пытались столкнуть друг друга с батута. Я вышла на открытую палубу.
— Мы можем здесь все устроить! — крикнула мне вслед Дама.
По лужайке прыгал голубь. Шелудивый, нервный — значит, настоящий. Я постояла какое-то время, глядя на него, но тут зазвонила моя серьга. Я сделала пальцами жест-мудру Приема.
— Сьюз? — раздался голос Трэвиса.
— Почему ты спрашиваешь, Трэвис? На ком еще может быть моя серьга?
— Сьюз, Эбби пропала.
— Что ты хочешь этим сказать — пропала?
— Она не отвечает на вызов. Локатор у нее выключен. Я нигде не могу ее найти. — Когда Трэвис нервничал, в его голосе появлялись пискливые нотки. Сейчас он вообще был похож на пойманную в мышеловку мышь.
Я взглянула на татуировку на левой ладони, это было активное считывающее устройство. Трэвис был дома. Я сделала мудру вызова Эбби. На ладони не появилось никакого изображения.
— Оставайся на месте, Трэвис. Мы скоро будем.
Я подбежала к трапу. Макс уже оделся и вытирал свои бесчисленные косички полотенцем, которое взял на вешалке рядом с бассейном. Томми и Шири сидели за столом с Дамой, агентом по недвижимости, и рассматривали какие-то документы на экране, вмонтированном в поверхность стола.