Позже Акайн вспоминал эту сцену, как вспоминал тот день, когда он влюбился в бабушкин сад.
В тот период Тев увлекся геометрией.
— Я составляю модели, чтобы видеть, что именно происходит на этом участке пространства. Должен тебе сказать, это не так уж просто. Мы установили для себя пять измерений и привыкли оперировать ими, не заботясь о том, сколько их есть на самом деле.
Но понять это возможно, только воспользовавшись компьютером. И как наши предки умудрялись чего-то достичь до изобретения компьютеров? Представь, каково это — пытаться понять Вселенную, считая на пальцах! Или рисуя схемы на песке. Неудивительно, что Вселенная в те времена казалась такой маленькой. И такой простой.
Что надо сделать…
Тев приподнялся и стал шарить по карманам своей формы, брошенной на стуле. Затем слез с кровати и опустился на колени рядом с голографическим проектором. Три звезды исчезли, и на их месте возник предмет неправильной формы, составленный из мерцающих белых линий. Предмет плыл по воздуху, медленно поворачиваясь и меняя очертания.
— Надо исключить одно из видимых измерений и заменить его невидимым аспектом. Ты можешь сказать, что это слишком очевидно и было проделано сотни раз, но все же изображение не будет адекватным реальным процессам во Вселенной. Но если изготовить большое количество таких моделей и каждая из них будет обладать хотя бы малой частью реальности…
Теперь почти все пространство комнаты наполнилось плывущими по воздуху предметами, все они состояли из мерцающих линий, но отличались по цвету. Некоторые были красными или оранжевыми, как умирающие звезды, но встречались и голубые, и зеленые, и желтые. Хах! Это было похоже на сад! Только все цветы имели неправильную форму и продолжали меняться на глазах. Одни развертывались, словно бутоны по весне. Другие сворачивались, словно поглощая сами себя. Пока один объект уменьшался, другой, рядом с ним, вырастал и усложнялся. У Акайна закружилась голова.
— Задача в том, чтобы совместить все эти модели в единое целое. Вот здесь не обойтись без компьютера.
— Но к чему все это? — спросил Акайн. — Неужели эта россыпь уродливых предметов служит какой-то практической цели?
— Уродливых! — воскликнул Тев, — Дорогой мой, да это смысл всей моей жизни! — Он уже снова уселся на кровать и обхватил колени руками. Тев явно любовался своими произведениями. — Конечно, я еще молод, и модели могли быть лучше. Но могу тебя заверить, это тоже совсем неплохо.
— Ты говорил, что пытаешься увидеть невидимое и постичь то, что не поддается пониманию. Может, это тебе и удастся. Никто не сомневается в твоем таланте. Но я абсолютно ничего не понимаю в вещах, которые поглощают сами себя.
— Тебе нужны другие модели. Что-нибудь похожее на растения и жуков.
— В этом я разбираюсь, — согласился Акайн.
Тев замолчал и некоторое время наблюдал за странными объектами, которые продолжали двигаться, уменьшаться, делиться, изменяться и исчезать. Сад из страшного сна. Заколдованный сад.
Наконец он снова заговорил:
— Представь себе этот участок космоса, это скопление звезд как рощу деревьев в засушливой местности, где растениям приходится искать влагу. Мы считаем почву плотной и каменистой, мы думаем, что она твердая. А на самом деле ее пронизывает множество корней, они уходят в глубь и в стороны, пробиваются между камней, пронзают почву, переплетаются между собой. Вполне вероятно, что они соприкасаются.
В той местности, где Акайн провел детство, было много деревьев-рощ, когда от одной корневой системы поднималось несколько стволов. Но ему было трудно представить соединенные таким образом звезды. Вероятно, во время обучения в школе он не уделял должного внимания занятиям по физике.
— Мы знаем, что одни странные звезды могут соединяться с другими, такими же странными светилами. Как правило, при этом они находятся на значительном расстоянии друг от друга. А вот здесь, как мне кажется, звезды слишком близко подошли друг к другу. Петля анормальности замыкается. Ткань космического пространства пронзают невидимые связи… В этом нет ничего нового, и со мной согласятся многие физики. Но что касается понятия «петли анормальности» — эта идея не стала общепринятой, хотя я не первый, кто обращает на нее внимание. Но вот с этого момента и дальше, — Тев взглянул на своего друга, — идут мои собственные теории.
Согласно обычным понятиям, «почва» под нашей «рощей» находится в стабильном состоянии. Но ведь если корни деревьев пронизывают землю — это заметно. В основном на поверхности. Почва может подниматься или опускаться под воздействием прорастающих корней. В заселенных областях это явление не проходит незамеченным — нередко стены домов перекашиваются и трескаются. И все под действием корешков.
Тев растопырил пальцы, изображая распространение корней.
— Теперь представь себе, что «почва» нестабильна. Возможно, это известняк, в глубине изрытый множеством подземных пещер. Корни пробиваются вглубь и разрушают известняк, который, допустим, является потолком одной из таких пещер. Со временем потолок проваливается. Роща деревьев падает в открывшуюся пустоту.
Это было понятно. На Великой Центральной Равнине было много участков с известняковой почвой, и обычно на дне внутренних пустот собиралась вода. Сейчас влагу оттуда достают при помощи ветряных насосов. Раньше в крутых склонах вырубались ступени, и жители носили воду ведрами. Все это было известно Акайну, знал он и о том, что иногда целые участки почвы внезапно обваливались вниз. Но как может в космосе появиться пустота? В конце концов, пустота — это отсутствие камня. Но в космосе вообще нет камня. Как можно найти пустоту в пустоте?
— Давай, я опишу тебе другой пример, — предложил Тев. — Представь себе участок космоса в виде сыра.
— Чего? — недоуменно переспросил Акайн.
— Большого круглого сыра. — Тев описал окружность руками, демонстрируя величину головки. — Сыр подвергся нашествию жучков. Он выглядит вполне целым, но внутри превратился в сплошной лабиринт. Если такую головку слегка ударить или согнуть, приложить любое усилие и — бах! — сыр тотчас развалится. Не останется ничего, кроме крошек. Жучки разрушили собственный дом.
— Все это звучит очень тревожно, — сказал Акайн. — И к чему ты ведешь? К тому, что этот участок Вселенной превратится в крошки? Мне трудно даже вообразить такую возможность. А на что похожи крошки Вселенной?
— Знаешь, пример с рощей лучше, чем с головкой сыру. Но ты хотел растения и жучков, и я привел оба примера. Я считаю, что эта область космоса может разрушиться. Это более чем вероятно. Со временем крах неизбежен.
— И во что она превратится? В пустоту?
— По моим догадкам, это будет область анормальности. Безусловно, сферическая. Так всегда бывает.
— А что будет со станцией?
Акайн уже не лежал, а сидел в постели и с ужасом смотрел на Тева. Его друг описывал очень неприятную перспективу. Но в голосе Тева звучали только радость и любопытство. Он, как обычно, наслаждался своей сообразительностью. Кроме того, он рассматривал ситуацию как одну из шуток, которыми Богиня наполнила Вселенную. Набожный ученый всегда будет радоваться проделкам Великой Матери.
— Это зависит от масштаба коллапса, — ответил Тев. — Если он затронет большой участок пространства, станция погибнет. Но если крушение произойдет на достаточном удалении и не будет значительным, нам удастся наблюдать за процессом.
От этого разговора и странных изменчивых предметов, все еще плавающих по комнате, у Акайна разболелась голова. Он сказал об этом приятелю. Тев остановил проектор. Движение прекратилось, но странные фигуры остались.
Так намного лучше! Акайн снова улегся. Зеркало на потолке отражало его темное тело, с одной стороны которого висела воронка, образованная яркими красными линиями. Она выглядела так, словно выливалась сама из себя и исчезала, хотя и не двигалась. Центр воронки оставался пустым.
С другой стороны висела голубая сфера. Проектор остановился в тот момент, когда она начала превращаться в нечто со множеством острых углов. Видны были и выступающие вершины углов, и гладкая поверхность сферы. Акайн закрыл глаза.