Тот сквозь линзу, сделанную из отполированного полудрагоценного камня, заглядывал внутрь глотки Художника.
— Доступ есть?
Сова кивнул.
— Свяжись с математическим составом! — приказал кроу.
* * *Состав держался под мостом. Время от времени забрасывал в воду связки чисел. Обычно числа были некрупными, потому что жившие в воде существа вечно хватались за связки и утаскивали их под воду.
Состав ждал сигнала и дождался. Со стороны свалки тихо заухала сова. Важно было, чтобы состав не знал, из какого именно жука-мусорщика исходит звук. У медведей были особые способы выуживать информацию у непокорных математических составов.
Ладно. Состав знал, что делать. Сигнал подан. И он распустил себя по всей линии следования жуков, прикрыл все, что так тщательно просматривали медведи.
А медведи, продолжая парить в воздухе, честно выполняли свою работу.
Кентуккийцы незамеченными попали в город.
* * *Сома проснулся и понял, что кентуккийцы делают нечто ужасное. Когда он попытался что-то проговорить, оказалось, что на лицо его надета маска — что-то мягкое, похожее на вуаль, но пахнущее доками, — и он даже рта раскрыть не мог.
Четверо молодых кроу переоделись в трикотажные футболки и шорты самых ярких, немыслимых расцветок. Джафет с трудом натягивал на себя длинное пальто, разукрашенное брякающими друг о друга ракушками и старыми электроконденсаторами. Но больше всего напугал Сому Сова. Широкоплечий воин был лишь в набедренной повязке, вырезанной из старой газеты, зато от ключиц до щиколоток его тело покрывали полудрагоценные опалы. Сома застонал, пытаясь хоть так привлечь к себе внимание.
Голубоглазый юноша окликнул Джафета:
— Зашевелился твой Художник.
Над Сомой склонился Сова. Он положил руку ему на подбородок и на удивление аккуратно повернул голову сначала в одну, потом в другую сторону. Затем Сова кивнул сам себе (так решил Сома, потому что другие кроу, казалось, даже не смотрели в его сторону) и снял с лица Сомы повязку.
Сома глубоко вздохнул и сказал:
— Никто уже давно не носит опалы! А эти шорты! — Он ткнул пальцем в сторону других воинов. — Слишком уж оранжевые! Слишком оранжевые!
Джафет рассмеялся.
— Ну, что ж, раз принцев из Аллеи Печатников из нас не получилось, будем изображать туристов, приехавших из провинции. А как я на твой вкус? — Он повел плечами, и весь его наряд будто ожил — ракушки и конденсаторы ударились друг о друга.
Сома поджал губы и покачал головой.
— Ракушки и конденсаторы никогда не выходят из моды.
Джафет кивнул:
— Именно так и говорили по «ящику». Эй! Жук! Мы доехали до рынка?
— Трудно сказать, поставщик бурбона, — прозвучало в ответ. — В глазах у меня что-то странное творится.
— Уже близко. Открывайся.
Со скрипом отворилась задняя стенка жука. Джафет повернулся к своим подчиненным:
— Ну что, ребята, готовы стать добровольцами?
Молодые кроу принялись собирать джутовые мешки. Сова перекинул через плечо тяжелый рюкзак, воткнул в шляпу несколько цветков и сказал:
— Вперед!
* * *Всхлипывающую машину Дженни и лошадь нашли в низине, со всех сторон окруженной деревьями. Машина увязла в грязи. Дженни видела, что она сидит тут уже давно и не раз пыталась выбраться сама.
— Ну, что ты такое с собой сделала? — спросила она, спрыгивая на землю.
Машина посмотрела в ее сторону и задрожала. Левое переднее крыло было сильно покорежено, листья и обломки веток завалили капот и ветровое стекло.
— Хотела убежать в лес? Машины созданы для дорог, милая. — И она отерла грязь с поврежденного крыла. — Ну, все не так уж плохо. Небольшой косметический ремонт. Но зачем машине вообще ехать в лес, к деревьям? Видишь, чем это кончается?
Заржала лошадь. Она забрела вглубь леса и сейчас стояла у огромного тополя. Дженни просунула руку в пассажирское окно машины, стараясь не задеть стеклянистое одеяло с другой стороны, и нажала на тормоза.
— Подожди меня здесь.
Потом она побежала к лошади. Та копытом била по маленькому клочку земли. Дженни была механиком, она плохо разбиралась в лесной жизни, но даже она смогла различить след шлепанца. Кто мог отправиться в лес в такой неудобной обуви?
— Скорее всего, Художник. Художник, который пытается самым коротким путем добраться до Аллеи, — предположила Дженни. — Только он может ходить в такой смешной обуви.
Она в раздумьях вернулась к машине. Та изнемогала. Подобное случается крайне редко. Дженни даже стала лучше думать о Соме-Художнике — не зря ведь машина так по нему страдает.
— Послушай, лошадь. Меланхолия только мешает чинить машины. Мне кажется, что эта машина вылечится гораздо быстрее, если будет находиться на своей родной стоянке.
Машина повеселела.
— Но на берегу остался гараж, — тут же сказала Дженни.
Она долго думала, наконец сказала:
— Послушай, лошадь, в этом месяце тебе полагается еще три выходных. Если я отпущу тебя прямо сейчас, ты соберешь за меня гараж и привезешь его мне прямо в город?
Лошадь радостно вскинула морду и заржала.
— Отлично. Я вернусь вместе с машиной в Аллею, а потом… — Но лошадь уже терлась боком о свою хозяйку.
— Ладно, ладно. — Дженни вытащила из-за пояса с инструментами баночку с мазью, окунула в нее пальцы и намазала лошади спину. Красные кресты исчезли. — Чехлы для крестов хранятся у меня. — И тут ее осенило: — Послушай, машина. — Она положила кресты на капот. Те заерзали, пока не заняли установленные правилами места на дверцах и крыше. — Теперь ты — «скорая помощь»! Конечно, не совсем официальная, но зато теперь можно ехать быстро и даже включать сирену.
Машина завертела задними колесами, но Дженни еще не сняла ее с тормоза. Девушка рассмеялась.
— Погоди секунду. Я хочу, чтобы ты и меня подбросила до города.
Потом она повернулась к лошади, хотела ей что-то сказать, но та уже галопом мчалась по дороге вдоль пляжа. Тогда Дженни крикнула ей вслед:
— Не забудь — прежде чем складывать гараж, вылей воду из канистр!
* * *Сома обнаружил, что мешки, сквозь которые проросли корни, были набиты овощами. Морковкой, репой, разными сортами картофеля, свеклой. Кентуккийцы разошлись по Фермерскому рынку и принялись торговать своим товаром, выменивать его на соки и желе, которые приносили из своих садов горные обезьяны.
— Это наша вторая цель, — сказал Джафет. — Мы все время это делаем — вымениваем картофель, обработанный специальными веществами, на ерунду, которой питаетесь вы.
— Вы нас травите! — Действие пасты понемногу заканчивалось, и мысли Сомы приходили в порядок.
— Он обработан питательными веществами, дружище. За пределами Теннесси сорок лет не считается старостью. Афина, похоже, так же мало знает о правильном питании, как и о человеческой психологии. Понимаешь, мы пытаемся помочь вам.
Вот они оказались в самом центре рынка; шум толпы заглушил все остальное, и ответ Сомы так никто и не расслышал.
Джафет крепко держал Сому за руку и одновременно разговаривал со старой седой обезьяной:
— Десять фунтов, так?
Обезьяна взвешивала на весах пучок моркови.
— О'кей, — проворчала она в ответ. — О'кей. Десять фунтов… я дам четыре голубых желе.
Сома не мог поверить своим ушам. Сам он так и не сумел привыкнуть к моркови, но знал, что она пользуется большим спросом. Дать в обмен четыре голубых желе означало не дать ничего. Но Джафет кивнул:
— Вполне справедливо, — и запихал в карман протянутые обезьяной пластиковые тюбики.
— Какой из тебя торговец, — начал было Сома, но осекся — вместо слов получилось какое-то нечленораздельное мычание. Один весенний семестр, когда он уже целый год ходил в технических помощниках, его уговорили поработать над интерфейсом. Стипендия больше была не нужна.
— Художник! — выкрикнул Джафет.
Сома поднял взгляд. Перед ним стоял кроу в наряде модника из Аллеи. Он попытался открыть голову, чтобы вызвать Дорожный Патруль Теннесси, но так и не смог ее найти.
— Дайте ему одно желтое желе, — посоветовала обезьяна. — Очень помогает.