— Ч-ч-что? — Он зевнул во весь рот и откинулся на спинку кровати. Все тело у него болело.
Я набралась духу и сказала:
— Прибыла вторая мини-капсула. Твой аналог прислал сообщение. Он говорит, что предварительные данные были неточными из-за нарушений в работе сенсоров под действием радиации.
Кейн тут же пришел в себя. Он смотрел на меня как на палача.
— Данные неточные? Все?
— Не знаю.
Кейн вскочил с койки и побежал в кают-компанию. Аджит сказал ему:
— Я уже ввел данные из мини-капсулы в систему, но…
Кейн его не слушал. Он быстро включил терминал, быстро проглядел все данные и вдруг закричал:
— Нет!
Я вжалась в обшивку — не от страха, от удивления. Я никогда не слышала, чтобы взрослый мужчина так кричал.
Но дальше все было тихо. Кейн работал молча. Лихорадочно. Аджит тоже сидел за своим терминалом и работал — не как вчера, когда он просто повторял все за Кейном, а действительно работал. Я принесла им обоим горячий кофе. Кейн сразу же залпом выпил его, Аджит даже не заметил.
Прошло полчаса. Кейн повернулся ко мне. На лице его читалось поражение — все опустилось вниз: и глаза, и губы. Только волосы, грязные волосы, торчали во все стороны, как прежде. Он сказал с прямотой, присущей отчаявшемуся человеку:
— Новые данные сводят на нет всю мою теорию о «теневом веществе».
Мой голос прозвучал будто со стороны:
— Кейн, прими душ.
К моему удивлению, он послушался и, спотыкаясь, отправился в душ. Аджит еще несколько минут просидел за терминалом, потом поднялся по трапу в обсерваторию. По дороге он бросил через плечо:
— Тирза, пожалуйста, я хочу побыть один. Не поднимайся сюда.
Я так и сделала. Села за маленький стол кают-компании, уставилась на свою не выпитую чашку кофе и сидела, ни о чем не думая.
10. Зонд
Кейн сказал, что новые данные, на первый взгляд, хорошие. Именно так и сказал: «хорошие». И сразу снова засел за работу.
— Аджит? — Я все больше и больше нуждалась в его объяснениях.
Он так же, как и Кейн, был погружен в работу, но достучаться до него мне было куда как легче. Это вполне естественно. Для Кейна Аджит был второстепенным, но все же необходимым звеном интеллектуального процесса; а я была тем же самым для обоих. Аджит воспринимал такое отношение как должное — его ценили. Я чувствовала то же самое. Соперничество кончилось, и мы оба стали добрее.
Кейн был менее надежен, он ничего, кроме работы, не замечал.
Аджит сказал:
— Новые данные подтверждают, что на траектории движения газовых потоков и зонда оказывает влияние тело большой гравитационной массы. Проблема с молодыми звездами в такой близости от Стрельца А представляется более запутанной. Чтобы объяснить кривые зависимости пространства и времени с учетом влияния черной дыры и теневой массы, нам предстоит видоизменить всю теорию звездообразования. Это крайне сложно. Кейн прикидывает возможные варианты за компьютером, а я соберу данные по разным точкам Западного Стрельца А и звезд на другой стороне этого неизвестного тела и посмотрю, что у меня получится.
— А что говорят масс-детекторы?
— По их показаниям нас притягивает тело массой около полумиллиона Солнц.
Полмиллиона Солнц. А мы ничего не видим: ни глазами, ни с помощью радиосенсоров, ни с помощью рентгеновских или каких-либо других детекторов.
— У меня есть вопрос. У этой черной дыры имеется радиус, сфера Шварцшильда? Поглощает ли она свет, как и подобает черным дырам? Разве свет поглощается не силой тяготения черной дыры?
— Верно. Но излучения, в том числе и простой свет, проходят «теневое вещество» насквозь, Тирза. Неужели ты не понимаешь? «Теневое вещество» никак не взаимодействует с нормальным излучением.
— Но оно обладает силой притяжения. Почему же тогда оно не притягивает к себе свет?
— Не знаю. — Он замешкался. — Кейн думает, что «теневое вещество» взаимодействует с излучением не на уровне частиц, которые реагируют на силу тяготения, а на волновом уровне.
— Каким образом?
Аджит взял меня за плечи и шутливо встряхнул.
— Я же говорил тебе — мы не знаем. Это нечто совершенно новое, дорогая. Мы знаем о «теневом веществе» не больше, чем примитивные гоминиды знали об огне.
— Ну, не надо все идеализировать, — промолвила я.
Это была своего рода проверка, и Аджит ее выдержал. При моих словах он не напрягся, как когда я что-то не то сказала относительно рисунка Шивы, который он мне показал накануне вечером. Сейчас он просто рассмеялся и снова засел за работу.
— Тирза! Тирза!
Меня разбудил будильник-автомат. Аджит, видимо, включился незадолго до меня, потому что это он звал меня по имени. Зазвенели сигналы тревоги.
— Это Кейн! С ним беда!
Я помчалась к койке Кейна. Он лежал, как обычно, под одеялом. Тело его было в порядке, значит, дело не в программе эксплуатации. Постельное белье тоже в норме, но сам Кейн ни на что не реагировал.
— Проведи полную диагностику, — велела я Аджиту.
— Уже начал.
— Кейн. — Я слегка потрясла его, потом сильнее.
Он пошевелился, застонал. Значит, все же аналог не мертв.
Я села на край койки и, переборов страх, взяла его руку в свою.
— Кейн, любимый, ты меня слышишь?
Он сжал мои пальцы, но выражение его лица не изменилось. Потом последовало молчание. Мне показалось, что и время остановилось. Вдруг Аджит сказал:
— Полная диагностика завершена. Исчезла почти треть мозговых функций.
Я улеглась в койку рядом с Кейном и крепко обняла его.
Мы с Аджитом старались из последних сил. Наши аналоги латали себя, производили одну копию за другой. Да, копии в результате приведут к большим сбоям, но нам уже было все равно.
Потому что человеческий аналог это такая сложная комбинация компьютерных программ и нанополимеров, что нас нельзя просто заменить резервной копией. Соотношение «железа» и программного обеспечения в аналогах таково, что даже аналог с некоторыми нарушениями функций это не совсем то же самое, что человеческий мозг, пострадавший от инсульта или опухоли.
Мозг аналогов не занимается прокачкой крови или контролем дыхания в организме. Ему не нужно думать о движении мышц или секреции гормонов. Хотя он и тесно связан с «тонкими» программами, поддерживающими в нас иллюзию движения и жизни на трехмерном уровне корабля, мозг аналогов связан с компьютером гораздо более сложным образом, чем мозг простого человека, работающего за терминалом. Сейчас в нашем распоряжении были все возможности компьютера, но с их помощью мы могли совершить лишь определенные действия.
Мы с Аджитом, как могли, собрали Кейна, а точнее, псевдо-Кейна. Вот он вошел в кают-компанию и сел. Выглядел, двигался, улыбался он, как прежний Кейн. Это как раз восстановить очень легко (так же как восстановление головы Аджита или экзотических растений в обсерватории). Но человек, который сейчас тупо смотрел на экран терминала, не был прежним Кейном.
— Над чем я работал? — спросил он.
Первой ответила я:
— Над теорией «теневого вещества».
— «Теневого вещества»? Что это такое?
Аджит тихо пояснил:
— У меня тут вся твоя работа, Кейн. Наша работа. Я думаю, что смогу ее закончить. Главное, ты задал правильное направление.
Кейн кивнул; вид у него был крайне неуверенный.
— Спасибо, Аджит. — И вдруг с прежним потрясающим боевым задором он прибавил: — Но смотри только, если что-то перепутаешь!..
— Ты ведь будешь мне помогать, — весело ответил Аджит.
В этот момент я его почти что любила.
Они разработали новую схему работ. Кейн снимал показания сенсоров и проверял их по заранее установленным алгоритмам. На самом деле, если бы Аджит показал мне, что и как, эту часть работы смогла бы делать и я. Но Кейн, казалось, был доволен; он сидел за экраном с самым серьезным видом, хмурился и пыхтел.
Основную научную работу выполнял Аджит. Когда мы как-то остались с ним наедине, я спросила: