Но я этот танец не понимала. Я спрашивала маму, зачем люди смотрят друг на друга, но она не сумела мне этого объяснить. Она не смогла научить меня сложному танцу взглядов, которым пользовались нейротипичные люди. А доктор Родес хочет, чтобы я смотрела ему в глаза.
— Что ты хотела рассказать мне, Анни? — спросил доктор Родес.
Я забыла, я следила за тем, как шевелились его губы, как двигались глаза.
— В последний раз ты рассказывала мне о крабах на берегу, — сказал он. — На берегу еще есть крабы?
— Да. — Я продолжала раскачиваться и думала о том, чтобы смотреть доктору в глаза.
— Можешь рассказать мне о крабах и смотреть при этом прямо на меня? — спросил доктор Родес.
Я попыталась. Мне удалось рассказать ему, что у некоторых крабов была одна большая красная клешня, которой они беспрестанно размахивали.
Доктор Родес пояснил мне, что это крабы-скрипачи, что у самцов крабов имеется большая красная клешня, с помощью которой они подзывают самок и отпугивают других самцов. Еще он рассказал, что изучал в университете биологию и много занимался именно крабами, а уж только потом стал детским неврологом.
Он расспрашивал меня о крабах, а я старалась на все ответить, хотя мне очень мешал шум кондиционера и то, что приходилось смотреть на подвижное лицо доктора.
Наконец он сказал, что мне пора идти в гимнастический зал, наша встреча закончена. В течение сорока пяти минут я занималась на тренажере, потом сорок пять минут плавала в бассейне, а затем вернулась в свой резервуар и проспала там всю ночь.
Ее отвлекали лампы на потолке. Он совсем позабыл о них. Обычно он встречался с Анни в своем кабинете, там секретарь заменил потолочные лампы дневного света на напольные лампы накаливания. Они давали более теплый, уютный свет. Но сегодня в его кабинете чинили кондиционер, и ему пришлось перенести встречу с Анни в один из конференц-залов компании «Атлантис».
И все же он считал, что его оплошность помогла ему в данном случае кое-чему научить Анни. Он дал ей возможность ясно высказать то, что она чувствовала.
Ему казалось, что проект идет успешно. В течение последующего месяца он проведет оценку того, как время, проведенное Анни в одиночестве в теле робота, сказалось на ее способности взаимодействовать с людьми, находясь в собственном физическом теле. Он был доволен тем, что Эрик Вестерман, президент компании «Атлантис», предоставил ему возможность изучить терапевтический потенциал телеприсутствия.
Жаль, что шторм уничтожил камеры, с помощью которых он обычно наблюдал за всеми действиями Анни на острове. Он уже подал две заявки на ремонт камер ответственному за оборудование на острове, но пока не получил никакого ответа. Но даже такой пробел данных не помешает дальнейшему ходу эксперимента. Гораздо важнее учет изменений в поведении Анни во время их терапевтических встреч. Сегодняшняя встреча была, несомненно, успешной.
Я снова в своем роботе и поэтому очень счастлива. Я открыла глаза с первыми лучами тропического солнца и вышла из домика подзарядки. Только увидев на берегу Эвана Коллинза, я поняла, что забыла рассказать о нем доктору Родесу. Я честно пыталась, но у меня ничего не получилось.
Мужчина спал, положив голову на свой оранжевый спасательный жилет. Выглядел он неважно. Пораненная щека раздулась и покраснела. Все тело было покрыто красными пятнами, это его покусали песочные блошки. Он расчесал укусы до крови. Во сне он обхватил себя руками, словно пытался согреться, но все равно дрожал от холода.
Бутыли с водой, которые я принесла ему из лодки, лежали пустые на песке. Я принесла ему кокос, проделала отверстия в скорлупе своими мандибулами. Так ему хоть будет что попить.
А потом отправилась работать, сортировать свои камни. Но я не переставала думать о мужчине. Мысли о нем настолько поглотили меня, что на обратном пути на остров я даже забыла взять камень для крабов.
Когда я вернулась, он глазами сидел в тени под пальмой. Глаза его были открыты и под ними залегли темные круги.
— Анни, — сказал он хриплым голосом. — Я очень хочу пить. Мне нужна вода.
Я взглянула на пустые бутыли на песке и ответила:
— С лодки я принесла все.
— А на острове есть пресная вода? — задыхаясь, спросил он.
— Нет. — Роботу пресная вода не нужна. — Хочешь кокос?
— Ладно. Давай кокос.
Я не сразу нашла кокос, пришлось поискать. Все, что лежали поблизости, он уже выпил. Но я все же нашла кокос, принесла его мужчине и проделала отверстия в скорлупе. Он жадно выпил содержимое.
— Что сказал доктор Родес? — спросил он, закончив пить.
— Он сказал, что при разговоре полагается смотреть в глаза человеку, с которым разговариваешь. Это считается адекватным поведением.
— А насчет меня он что-нибудь говорил?
— Нет, — ответила я. Доктор Родес учил меня распознавать выражения лиц. Сейчас уголки рта у Эвана Коллинза опустились вниз, глаза были полузакрыты. Выглядел он совсем несчастным. И я спросила: — Хочешь еще кокос?
Эван Коллинз смотрел, как огромный таракан идет за кокосом по направлению к пальмам. Он с огромным трудом удержался, чтобы не наорать на таракана.
После обезболивающих таблеток он чувствовал себя как с похмелья. Его тошнило и очень хотелось пить, просто ужас как хотелось пить. Он знал, что ему нужна вода, много воды. Он еще ни разу не мочился с тех пор, как открыл глаза на этом острове, а это означало, что организм сильно обезвожен. Дегидратация — это верная смерть.
Но всего понемногу. Чтобы выжить, ему надо пить, еще нужно, чтобы его увезли отсюда. А для этого в первую очередь необходимо понять таракана Анни и доктора Родеса.
Таракан бросил на песок рядом с ним кокос с аккуратными дырочками в скорлупе.
— Спасибо, — осторожно поблагодарил Эван. Кокосовое молоко помогало немного утолить жажду, но его было недостаточно. — Спасибо, что носишь мне кокосы.
— Мама говорит, что надо помогать людям, — ответил таракан.
— Мне очень хочется пить, — сказал Эван. — Если я не напьюсь вдоволь воды, то умру. И еще нужно, чтобы врач осмотрел мою ногу, иначе я тоже умру.
Таракан молча смотрел на него своими блестящими глазами.
— Хотел бы я увидеть, какая ты на самом деле, — промолвил Эван.
Если бы только он мог видеть ее лицо, то сумел бы догадаться, о чем она думает.
Таракан отступил на шаг назад. Своеобразный язык движений и жестов, который Эван сразу понял.
— Ясно, ты не хочешь встречаться со мной в физическом теле. Ладно, я понимаю. Это вполне нормально.
— Я не такая, как все, не нормальная, — сказал таракан.
Говорил таракан, как обычно, механическим, бесстрастным голосом. И Эван поэтому не мог определить, как сама Анни относится к тому, что ее считают ненормальной. Придется идти вперед наугад. Он решил рискнуть и спросил:
— Что значит «не такая, как все»?
Таракан молчал.
— Думаю, ты умнее многих других. — Комплимент никогда не помешает.
— Папа зовет меня Маленьким профессором.
— Хорошо быть умной, — заметил Эван.
— Быть умной постоянно считается неадекватным поведением, — ответил таракан.
Чуть раньше она говорила, что смотреть в глаза человеку, с которым разговариваешь, считается адекватным поведением. Слишком уж Анни волнует, что считается адекватным, что нет. Возможно, и спасатели не считаются адекватными.
— Откуда ты знаешь, что быть умной неадекватно? — спросил он.
— Так говорил мне доктор Родес, — ответил таракан. — Неадекватно.
Эван почувствовал, что у него опять начала кружиться голова и поднялась температура. Он осторожно спросил:
— А быть неадекватным нехорошо?
— Да, — ответил таракан.
— Всегда нехорошо?
— Расскажи мне сказку, — попросил таракан.
«Слишком много вопросов», — понял Эван. Он увлекся. Она ведь не любит, когда ей задают вопросы.