Я не пытаюсь сейчас оценить, хорошо это или плохо, я даже не пытаюсь оценить, насколько хороши или плохи они были в своем амплуа, т. е. в рамках массолита. Я просто констатирую факт: среди молодых знали прежде всего имена Алексея Пехова, Ольги Громыко, Романа Афанасьева, Андрея Егорова, ну, может быть, еще нескольких ребят из группы «Стиратели». Даже те, кто начинал с рассказов и повестей, выполненных в рамках интеллектуальной фантастики, резко меняли стиль письма, переходя к роману. «Романный стиль» оказывался гораздо проще, яснее, с меньшим количеством художественных затей и, к сожалению… заметно небрежнее. В качестве примера можно привести ранние рассказы Романа Алферьева — «По морям, по волнам», «Вечер теплый, вечер талый». Они рассчитаны на небольшую аудиторию читателей-умников. А вот романы его представляют собой беспримесные боевики, сделанные для массовой аудитории. То же самое произошло с Лорой Андроновой и некоторыми другими. Без утраты стиля и качества к роману перешел один лишь Олег Овчинников, но у него этот переход был наиболее болезненным и трудным, а его романы в такой же степени рассчитаны на интеллектуалов, как и малые тексты. Еще, пожалуй, элементы стилистических «тонкостей» сохранили, восходя к роману, Елена Бычкова и Наталья Турчанинова. Но это — исключения из общего правила. Притом исключения, начисто отрезанные от высоких тиражей, — в силу особенностей творческого маршрута. А правило формулируется просто: «Даешь, блин, боевик! Забойный, блин, даешь! Даешь, опять же, блин, тираж!»
Молодые фантасты большими стаями выступали на страницах сборников «Псы любви», «Гуманный выстрел в голову», «Последняя песня любви» (ACT), а также «На перекрестках фэнтези» («Альфа-книга»). В подавляющем большинстве случаев лучшее, что можно сказать, формулируется в двух словах: «крепкий сюжет». Там были свои исключения, но… правило их перешибало, как медведь тростиночку.
Какие выводы можно было сделать по сборникам и романам середины «нулевых», иными словами, под обрез 2007-го? Точно те, какие и сделали Нестеров с Дивовым. Оба они были абсолютно адекватны в своих оценках. Просто Дивов написал о том, что а Нестеров, возившийся с молодой порослью больше и знавший ее лучше, знал, что многое еще тольков ближайшее время. Дивов оказался прав относительно настоящего, Нестеров — относительно будущего. То, что есть, в большинстве случаев — чистый, незамысловатый массолит, а то, что будет, внушало определенные надежды. Грезилась
Нашествие умников
2008 год резко изменил ситуацию. Публикация двух сборников открыла ворота для молодых фантастов-интеллектуалов. Это «Предчувствие „Шестой волны“» (СПб.: Амфора, 2007) и «Цветной день» (Рига: Снежный ком, 2008). Первый из них составлен одним из признанных ветеранов «Четвертой волны» Андреем Лазарчуком, а второй — молодым критиком Аркадием Рухом. Авторов обеих книжек тираж не особенно интересовал. Они твердо знали: большого тиража не будет, массовой аудитории не будет. А значит, можно спокойно поднимать планку литературного качества, экспериментировать с языком, эстетикой, композицией, мысленно поставив крест на карьере бестселлериста. Потенциальный бестселлерист из четырех десятков писателей, попавших в «Предчувствие…» и «Цветной день», только один — Владимир Данихнов.
Большая сложность явилась.
Оба сборника построены как собрание текстов, написанных интеллектуалами, для которых стиль столь же важен, как и сюжет.
С чем столкнулись те, кто пришел в фантастику в «нулевых»? Прежде всего с тем, что рынок жестко диктует правила игры. «Четвертая волна» — те, кто вырос из «малеевок» и «дубултеевок», те, кто печатался в год по чайной ложке, сформировались как писатели вне рынка, и большинство в 90-х его правила отвергли. «Пятая волна» прорвалась к печатному станку в условиях полиграфического бума начала — середины 90-х. Эти люди больше всего чтили личную свободу, чуждались пускать политику в литературу, искренне любили фэнтези и могли не очень-то заботиться о привлекательности их товара для покупателя. Тогда еще существовал массовый любитель «умной» фантастики, и он, этот персонаж, ставший к настоящему времени легендарным, разбирал с полок очень непростое чтиво. Фантасты времен взлета Олди знали всего одну серьезную проблему: конкуренцию с англо-американским производителем. Во второй половине 90-х — самом начале «нулевых» в фантастическую литературу пошли совсем другие люди. Мистики и романтики, считавшие, что о политике еще не все сказано и им есть что сказать, а потому крепко сдабривавшие повести и романы политическими пряностями. Это «Шестая волна». Дивов, Бурцев, Елисеева, Бенедиктов, Тырин, супруги Белаш и так далее. Я и сам оттуда. Кризис поставил их (нас) в более жесткое положение: они работали в условиях, когда еще не умерла иллюзия, будто нечто по-настоящему сложное и интересное можно выпихнуть в мир больших тиражей… однако шансов на такой исход стало намного меньше. «Шестой волне» повезло только в одном. Развитие авторского права облегчило конкуренцию с западными авторами — издателю труднее стало обворовывать англичан и американцев, а значит, менее выгодно их печатать… Новые условия требовали нового подхода: понадобилось быть одновременно мастером боевика и очень хорошо образованным или хотя бы весьма начитанным человеком. Тогда ты мог подпрыгнуть и попробовать «плоды запретные, спелые», как это получилось у Бенедиктова и Дивова.