Прошло некоторое время, прежде чем это вновь началось. Птицы уже долго пели одни, а бабочки кружились над Морисом, когда терракотовые кусочки медленно сложились в ступенчатую пирамидку, крупные кусочки внизу, мелкие — наверху. Осколок с лилией был зажат в середине, словно щит.
Похоже на елку, подумал Морис.
Но чем дольше он всматривался, тем яснее видел: это похоже на китайский храм. Тогда он знает, что это за существа.
— Пагоды, — прошептал он. — Пагоды!
Мама рассказывала ему о пагодах. Она говорила, они похожи на крошечные китайские храмы. Это создания, сделанные из самоцветов, хрусталя и фарфора, они живут во французских лесах. Если будешь к ним добр, они могут вылечить тебя. Морис думал, что это просто сказки.
Он посмотрел на сверкающую реку, а затем на блестящие осколки рядом с собой.
— Пожалуйста, вылечите меня, — прошептал он. — Я хочу выздороветь. Прошу, помогите мне.
Он не знал, что следует сделать. Может быть, нужно дотронуться до одного из осколков. Какая-то сила тогда вольется в него и излечит. Он протянул руку и легко коснулся терракотовых кусочков.
Они тут же осели. Он поднял поочередно каждый из осколков, затем положил на место. Он ничего в них не увидел. Он не нашел даже намека, на что же похожа пагода внутри своего керамического одеяния.
— Пожалуйста, помогите мне, — шептал он. — Мамины доктора не могут, а я не хочу, чтобы папин снова пускал мне кровь.
Но ничего не произошло. Когда он услышал, что его зовет мама, он очень осторожно встал. Он не хотел наступить на пагоды. Он снял туфли и обдумывал каждый шаг, стараясь идти по траве и цветам, а не по битому фарфору. Он надеялся, что не задел ни одну пагоду.
Мама обнаружила его на ступенях гончарни, где он сидел, завязывая шнурки.
— Тебя так долго не было, — сказала мама. Она огляделась, ожидая его. — О, как здесь красиво! Горы осколков прямо сияют! Но не ходи здесь босиком, Морис, ты можешь порезать ноги.
— Я осторожно, мама, — ответил Морис.
Она улыбнулась и взяла его за руку. Они медленно пошли домой.
Ей не пришлось его нести.
Тем же вечером, с трудом держась на ногах из-за жара, Морис достал из-под кровати коробку, где лежали его драгоценности. Там были письма от отца, старательно перевязанные красной лентой. Их он отложил в сторону. Еще в коробке было тринадцать франков, которые ему удалось скопить, завернутые в записку к родителям, где он просил их поделить деньги меж собой.
Их он тоже отложил. Был яркий красно-бело-синий мешочек, в котором лежало семь оловянных солдатиков, которых бабушка прислала ему из Швейцарии.
И еще был калейдоскоп. Это было самое большое его сокровище. Блестящая медная трубка с зеркалами внутри. Тот, кто смотрел с одного конца, видел великолепные узоры; с другого конца располагалось отделение, которое можно открыть. В это отделение Морис складывал кусочки стекла, бусинки и полоски цветной бумаги, из которых в калейдоскопе получались волшебные узоры. Самые обычные вещи становились в нем прекрасными. Он мог менять картинки, когда ему хотелось, и вместе с мамой они проводили приятные часы, гуляя в поисках битых цветных стекол, достаточно мелких, чтобы поместиться внутрь. Он отвинтил крышку и вытряхнул три яркие синие стекляшки и хрустальную бусину. Высыпал из мешка оловянных солдатиков и уложил в ряд на дно ящика. Потом положил в мешочек осколки и бусину.
Он отнесет это пагодам, решил он. Может быть, они помогут, если подарить им что-нибудь.
Утром кровь из носа шла без остановки. Он засунул в нос лоскуты ткани, и мама заставила его лечь, но каждый раз, когда он вынимал затычки, нос снова кровоточил.
— Папа приедет сегодня? — спросил он.
— Может быть, а может быть, завтра утром.
Морис задумался. Он хотел увидеть отца. Ему становилось лучше, когда папа держал его на руках. Но ему не нравился доктор, которого папа привозил с собой, и маме не нравился. Хорошие врачи, как называла их мама, советовали создавать ему покой и давать лекарства, чтобы снять боль. Доктор, которого нашел папа, считал, что вылечит Мориса, пуская ему кровь. Папе приходилось удерживать его, пока доктор надрезал руку и сцеживал кровь в чашку. От этого тошнило, и кружилась голова, и он пугал всех своим плачем. Вот почему мама увезла его из Парижа в Сибур, к другой бабушке.
— Мы не могли бы снова пойти на реку? — спросил он. Мама засмеялась, но потом посмотрела в окно и отложила шитье. Сколько еще будет утр, когда ему захочется чего-то подобного, подумала она? Кровь из носа можно перетерпеть.