— Вы хотите сказать…
— Что в день нашей первой встречи вы прикоснулись ко мне. Вот почему мы избегаем контактов с людьми. Достаточно, чтобы к нам прикоснулась подходящая женщина, и начинается реакция. После этого идут активные физиологические процессы. Всякий раз, когда вы прикасались ко мне впоследствии, организм получал биохимические данные, позволяющие проводить превращение еще более совершенно.
Все эти мучения и потрясения, связанные с межвидовой трансформацией, произошли из-за нее?
— Боже, вы, должно быть, ненавидите меня! — воскликнула она.
— Нет, вовсе нет.
Конечно же нет. Мужчина, идеально ей подходящий, никогда не станет ненавидеть ее. Это противоречило бы цели трансформации.
От этой мысли она почувствовала себя как птица, внезапно налетевшая на оконное стекло.
— Вы хотите сказать, что вы — это все то, что я хочу видеть в мужчине? — переспросила Сьюзен.
— По-видимому, да.
— Я-то думала, что Том как раз тот, кто мне нужен, — слабым голосом сказала она.
— У вас уже есть он, — ответил капитан Гротон, — и другой вам не нужен.
Она внимательно рассматривала его лицо, созданное специально для нее, и видела в нем откровенное признание собственной души. Это лицо не было идеальным или красивым, как у кинозвезд, нет, на нем можно было прочесть следы, оставленные опытом и печалями.
— А ваша личность? — спросила она. — Ее тоже создала я? Он покачал головой.
— Нет, она полностью моя собственная.
— Но ведь это в вас самое лучшее, — заявила Сьюзен.
В тусклом свете ей было не разглядеть его лица, но по голосу ей показалось, что он очень растроган.
— Благодарю вас.
Они вели себя как подростки. Они и были как подростки, охваченные действием неожиданно обрушившихся на них гормонов, подчинившихся императиву эволюции. В то мгновение, когда она это осознала, Сьюзен почувствовала себя потрясенной. Она никогда не собиралась изменять Тому, ни на малейшую долю секунды не думала о таком. И все же сейчас казалось, что она уже все совершила в своем сердце. Она нафантазировала себе любимого мужчину и воплотила мечты в жизнь, сама не подозревая об этом. Он был живым подтверждением того, что в мыслях она оказалась неверна.
— Очень неловкая ситуация, капитан. Что же мы будем делать? — спросила она, стараясь вести себя как взрослая.
— Не знаю, — сказал он. — Возможно…
И в этот самый момент загорелся свет на заднем крыльце, и они виновато отпрянули друг от друга, как будто их застали врасплох за тем, о чем оба они старались даже не думать.
Том стоял на заднем крыльце и смотрел на них.
— Вот ты и дома! — весело обратилась к нему Сьюзен, надеясь, что в ее голосе не будет слышно того напряжения, которое она ощущала. Она стала подниматься по лужайке к дому, а капитан Гротон последовал за ней. — Ты уже поел?
— Да, — сказал Том. — Я остановился в «Бургер Кинг"[213]в Уолкере.
— Бедняжка. А я как раз собиралась делать кофе. Ты будешь?
— Боюсь, мне пора возвращаться на базу, — сказал капитан Гротон.
— И вы даже не останетесь выпить с нами кофе? — спросила Сьюзен.
— Нет, я только сейчас заметил, который час. — С удрученной улыбкой он добавил: — Теперь я понимаю, отчего вы, люди, всегда опаздываете.
Она проводила его до парадной двери, оставив Тома на кухне. Капитан задержался на ступенях.
— Спасибо, Сьюзен, — сказал он, и она поняла, что капитан имел в виду не ужин.
— Вашим женщинам так повезло, капитан, — тихо ответила она.
— Нет, не повезло, — серьезным тоном возразил Гротон.
— Пусть они и живут недолго, но при этом, готова поспорить, они счастливы.
— Надеюсь, что вы правы. — Он торопливо ушел, будто пытаясь убежать от собственных воспоминаний.
Когда Сьюзен вернулась на кухню, Том спросил ее как бы невзначай, но заранее продуманно:
— Тебе удалось добиться с ним каких-то успехов?
— Нет, — ответила она, — он так верен своему долгу. — И стала разливать кофе. Подавая ему чашку, она впервые за все годы замужества заметила в его глазах беспокойство. Сьюзен поставила чашку и обняла его. — Том, — пылко произнесла она, — я тебя очень-очень люблю!
Он ничего не сказал, только обнял ее отчаянно крепко.
И все же в ту ночь, когда она лежала без сна в постели и слушала знакомое дыхание Тома, в голову ей приходило множество вопросов.
В ее жизни была прореха, о существовании которой она прежде и не подозревала. Теперь, когда Сьюзен это поняла, она не могла уже больше не обращать внимания на эту боль. Она смирилась с тем, что ее жизнь строилась на компромиссах, на том, что «вполне устроит». И это ее больше не устраивало.
Но она никак не могла получить нечто большее, не причинив боль Тому. От осознания того, что он не является идеально подходящим для нее, она не стала любить его сколько-нибудь меньше. В конце концов, он человек. Его несовершенство — не его вина.
Глядя на скомканное одеяло, под которым спал ее муж, она думала обо всем том, чем обязана ему за эти годы верности и доверия. Ей нужно было каким-то образом отказаться от возможностей, от своего желания, пройти мимо них. Примириться с тем, что у нее есть. Просто потому, что это ее долг.
День переезда был спланирован до мелочей, как и все, что делали ватесуны. Со всего региона в Оканогган-Фоллз прибудут грузовики для переезда, начиная с шести утра. Сделав остановку на базе ватесунов, они въедут в город ровно в восемь и отправятся по указанным им адресам. Время переезда каждой семьи было опубликовано в газете, вывешено в магазинах и вручено горожанам лично по месту жительства. Был и веб-сайт, где каждый мог посмотреть, когда ему полагается выезжать.
Протестующие тоже действовали организованно. Говорилось, что все соберутся в семь утра в парке напротив мэрии. Оттуда они по Мейн-стрит двинутся к месту, где автострада проходила между утесом и рекой, и перегородят дорогу, по которой грузовики будут ехать в город.
Когда Сьюзен и Том остановили машину за зданием мэрии, на парковочном месте, зарезервированном для мэра, уже было ясно, что на марш протеста вышла целая толпа. Местная полиция регулировала движение и следила за правильностью парковки, но больше ни во что не вмешивалась. Вереницы людей, несущих самодельные плакаты, термосы и складные стулья, устремились в парк, как будто на праздник. Какие-то активисты, с которыми Сьюзен была незнакома, пытались разобраться с карманным компьютером.
Когда Том и Сьюзен подошли к парадному входу в мэрию, их увидел Уолт Нодэвей, шеф полиции. Он подошел к ним.
— Здесь действуют профессионалы, не только наши местные, — сказал он. — Возможно, они приехали из Мэдисона.
— У вас достаточно людей? — спросил Том.
— Если все будут вести себя мирно, то да.
— Офицеры не будут вмешиваться?
— Да-да, не будут. — Накануне вечером они все подробно обсудили.
Подошел репортер, неместный.
— Мэр Эбернати, вы прибыли сюда, чтобы поддержать протестующих? — спросил он.
— Все имеют право выражать свое мнение, — ответил Том. — Я поддерживаю это их право, независимо от того, согласен я с ними или нет.
— Но вы все же согласны с теми, кто выражает протест против переселения?
Сьюзен учила его, что не следует отвечать «Без комментариев», и сейчас она понимала, что именно это ему хотелось бы сказать.
— Людям трудно. Они хотят защитить свои дома. Я понимаю, что они чувствуют.
Сьюзен сжала его руку, чтобы придать ему решимости.
Начали подъезжать члены городского совета; они вставали на крыльце возле Тома, вполголоса беседуя и наблюдая за собиравшейся толпой. Как и можно было предугадать, акция протеста началась с опозданием: только в семь тридцать заработал громкоговоритель и кто-то запел «Мы не переедем», и песню хором подхватили. Люди уже начинали выстраиваться в колонны, чтобы отправиться маршем к автостраде, когда с противоположной стороны подъехал знакомый черный внедорожник; он быстро обогнул полицейские баррикады и затормозил перед мэрией. Ехавший за внедорожником фургон остановился на краю парка.