– Ну уж нет! – сразу же проснулась и встала на дыбы гордыня Рена. – Джун, ты можешь обижаться на меня хоть сотню лет, но на такое я отвечать не буду.
– А если мы скажем, ты простишь нас? – как будто не заметив того, как бурно взъерошился её жених, продолжила Юи разговор с золовкой.
– Вэй! – возмутился Рен её своенравию и внезапно проснувшейся самостоятельности. – Чтоб ты знала, это дело сугубо личное и между нами.
– Знаешь, Рен, – надула губы шатенка. – Ты и между нами не особо-то горишь желанием говорить мне это, – Рен явно ощущал, как его загоняют теперь с двух сторон в угол, и это ему совершенно не нравилось.
– Не неси чушь, я говорил тебе, – огрызнулся Тао, нахмурившись, но так и не произнеся в конце «что люблю тебя».
– Да, только это бывает раз в сто лет, и опять же ты всегда уходишь от ответа, когда я спрашиваю: «За что именно?» – недовольство пробуждалось и в Юи, уперевшей руки в боки.
– А тебе что, отчёт нужно написать?! – а вот и тупичок, холодный и нерушимый, чувствовался за спиной Тао, из-за чего он становился ещё суровее.
– Мне нужно, чтобы ты хоть раз сказал мне это ясно и отчётливо, чтобы у меня больше не осталось сомнения, и чтобы все знали, что ты меня действительно любишь.
– А для чего это знать остальным? Мне важнее, чтобы это понимала ты, – рубил Тао этот разговор на корню, как дровосек, сам не подозревая, что тем самым он дал поставить себе мат.
– Ну так и скажи это мне сейчас.
И вот наконец-то между ними повисло молчание. Хоть криков между будущими супругами не было, и они дискутировали в плоскости простого спора, где каждый хотел выиграть, атмосфера их столкновения явно накалялась. Дошло даже до такого, что они не замечали, как Джун уже не первый раз подавилась смешком, а подбежавшие к ним друзья пытаются призвать их к спокойствию. На кону был решающий момент, где должна была прозвучать только правда. Она, разумеется, изничтожит гордость каждого, а ведь это чувство было сильно развито не только у Рена, но и у Юи, но это нужно было сделать ради их будущего.
– Я всегда тебе говорила, что люблю тебя за твой яркий свет, – абсолютно серьёзно начала говорить Юи, смотря Рену прямо в глаза с серьёзностью и напором. – За то, что ты согрел меня своим теплом, когда мне казалось, что в моей жизни уже не будет ничего хорошего. Ты первый протянул мне руку помощи, пытаясь сделать это как можно незаметнее, – Тао уже много раз слышал эти слова, но сейчас при молчаливых свидетелях они почему-то смущали его до такой степени, что он был готов провалиться под землю, прокопать путь к другому континенту и скрыться с глаз долой где-нибудь в лесах Амазонки. – И ты всегда был рядом со мной, чтобы ни случилось, – закончила шатенка. – А ты? За что ты полюбил меня?
И опять тишина, хотя нет, прежде чем молчание накрыло свадебный шатёр, как купол, от Тао послышалось недовольное цыканье. Его абсолютно не радовала перспектива исповедоваться перед всем народом, как и в тот день, когда они попали на планету Ано́гри, и он отвечал на подобные вопросы Кларума – местного мудреца в облике единорога. Тогда ему были заданы три вопроса: сердца, души и разума. И его щёки всё ещё прекрасно помнят тот жар, который они испытывали во время испытания сердца. Но сейчас всё было по-другому...
Она хотела знать, за что он её полюбил. За что предпочёл её всем другим благородным и состоятельным девицам. Но ответить на этот вопрос было сложно по причине абсолютного незнания. Он ведь редко над этим задумывался, и, как правило, приходил к выводу, что любовь, ещё до конца непознанная им, появляется из ниоткуда и заставляет сходить с ума. Мир становится другим рядом с ней, по сути, даже не подозревая, что стало причиной таких головокружительных перемен.
– Рен, скажи хоть что-нибудь, – негромко подтолкнул его к словам Йо, чувствуя, что с каждой секундой продолжительного молчания ситуация становится всё хуже и хуже.
И только когда шатенка печально выдохнула, повесив голову и сделав для себя вывод о том, что Рен не сможет себя надломить, с уст Тао сорвались тихие и краткие слова:
– За силу.
Поначалу всем показалось, что они ослышались, а Юи, удивившись не меньше, не побоялась переспросить.
– Прости, что?
Точно такой же вопрос задал сам себе и Рен, потому что он так и не понял, почему именно эти слова сорвались с его губ. Он думал много о качествах своей невесты, но ни одно из них не было похоже на вескую причину, и тогда он вдруг задумался о самом начале своих чувств – то, что заставило его сердце стучать и волноваться от одного её присутствия. Что же так поразило его? Ответ вылился наружу как-то сам собой, однако он был непонятен и скуп.
– Я сказал, что... – Тао это признание давалось очень сложно, но даже он, видимо, понимал, что пора сказать ей всё начистоту, пока он опять не усомнилась в его чувствах. А гордость? А она пусть пока постоит обиженная в сторонке, – испытал к тебе чувства, увидев твою силу воли, – короткий и обречённый вздох сорвался с его губ. – Силу, которой не обладал я в своё время, чтобы побороть поглощавшую меня тьму.
Сказать по правде, оглушающее чувство, лишающее дара речи, обрушилось после этих слов не только на Юи, о которой, в принципе, нельзя было сказать, что она просто удивилась, но и на друзей и близких Рена.
Впервые в жизни рот Юсуи приоткрылся не от желания схохмить или уколоть словом своего друга, а от нереального и какого-то фантастического потрясения. Как бы это грубо ни звучало, но северянин действительно не мог представить себе, что его вечно холодный, серьёзный и несклонный к сантиментам друг способен на подобные слова. Однако факт оставался фактом, и сбитым с толку друзьям приходилось в это как-то поверить, на всякий случай ущипнув себя, дабы проснуться.
А сон-то никуда не исчезал.
– Но я... я ведь... – не могла найти нужных слов шатенка, в груди которой очень сильно и громко билось сердце, а на щеках горел алый румянец. Она не видела в себе того, что увидел в ней Рен, и именно это заставляло воздух в лёгких леденеть и дышать через раз. – Я ведь просто хотела жить нормальной жизнью, всего лишь-то, – она не могла поймать его смущённо-хмурый и отведённый в сторону взгляд, чтобы найти в его глазах ответ на то, почему он принял её элементарное желание жить за силу воли.
– После такого прошлого единственное, что хочется – это застрелиться, – усмехнувшись скромности девушки, сыронизировал Рен и вновь подчеркнул силу своей возлюбленной.
– И всё же это ты спас меня, подарив мне надежду, – смотря на любимого с невероятной нежностью и благодарностью, дрожал голос Юи.
– Если он сейчас скажет: «Нет, это ты меня спасла», – я в аут выпаду, – очень тихо, на ушко своей жене, сказал Трей, на что трепетная и следившая за всем с замиранием сердца Сели резко зажала ему рот рукой. Она не отрывала глаз от «сцены» и будто старалась задушить мужа, чтобы он ещё чего-нибудь не ляпнул. А меж тем Тао не опустился до такой сильной чувственности, чтобы окончательно нокаутировать северянина, а лишь засунул руки в карманы брюк, глубоко вдохнул свежий воздух через нос и, выгнув бровь, с издёвкой произнёс:
– Значит, получается, ты у меня в долгу. А раз так, хватит задавать мне подобные вопросы, – ну вот наконец-таки привычное амплуа самонадеянного, неуязвимого и плохого мальчика – Рена Тао – вернулось на сцену, которую затянуло занавесью. Юи не была обижена его последними словами. Наоборот, она всё ещё улыбалась, сохранив в памяти, наверное, единственное чистосердечное признание, пускай и произнесённое под прицелом сестринских глаз. – И вообще, Джун, – старался Тао как можно быстрее убежать от этого пятиминутного позора, как всегда, защищаясь с помощью ярого недовольства, – какая муха тебя укусила? С чего вдруг такие вопросы, как на суде? – а Юи в это время всё ещё усмехалась над ним, видя, как он покраснел до кончиков ушей, и была от этого безмерно счастлива.