Сэнди еще раз обвела взглядом расставленные в мастерской недавно выполненные портреты — жены Тедди Ллойда, его детей, неизвестных натурщиц. Ни в одном не было сходства с мисс Броди.
Потом она заметила рисунок, он лежал поверх стопки других на рабочем столе. Это была мисс Броди. Она стояла на Лаунмаркете, прислонившись к фонарному столбу и кутаясь в шаль, как фабричная работница. При более пристальном рассмотрении это оказалась Моника Дуглас — девочка с высокими скулами и длинным носом.
— Я не знала, что и Моника вам позировала, — сказала Сэнди.
— Я сделал лишь несколько предварительных набросков. Ты не находишь, что этот антураж ей весьма подходит? А вот эскиз портрета Юнис в костюме Арлекина. Мне показалось, она будет в нем отлично выглядеть.
Сэнди рассердилась. Эти две, Моника и Юнис, ни словом не обмолвились им, что позировали учителю рисования. Впрочем, теперь, когда им уже по пятнадцать, они многое утаивали друг от друга. Она внимательней всмотрелась в рисунок.
В костюме Арлекина Юнис выступала в школьном спектакле. Маленькая, ладная, с острыми чертами лица, на рисунке она все равно была похожа на мисс Броди. Сбитая с толку, озадаченная, Сэнди все же была зачарована экономностью метода Тедди Ллойда, как четырьмя годами раньше — вариациями мисс Броди на тему истории своей любви, когда она первому, времен войны возлюбленному придавала черты учителя рисования и учителя пения, тогда только входивших в ее орбиту. Тедди Ллойд использовал тот же экономный метод, и впоследствии Сэнди всегда считала, что при наличии выбора самый экономный вариант и есть самый лучший, так как позволяет наиболее рационально воспользоваться всеми имеющимися под рукой средствами. Исходя именно из этого принципа она и действовала, когда пришло время предать мисс Броди.
Дженни плохо сдала последние экзамены и в те дни преимущественно сидела дома, наверстывая упущенное и готовясь к переэкзаменовке. У Сэнди создалось отчетливое ощущение, что клан, не говоря уж о самой мисс Броди, отбивается от рук, и она думала, что, возможно, даже лучше, чтобы он распался вовсе.
Где-то внизу заплакал один из маленьких Ллойдов, за ним — другой, потом все хором. Дидра Ллойд, взмахнув подолом пейзанской юбки, побежала смотреть, что случилось. Ллойды были католиками, и религия обязывала их иметь много детей, независимо от их собственного желания.
— Мне хотелось бы когда-нибудь, — проговорил Тедди Ллойд, собирая эскизы, перед тем как повести Сэнди пить чай, — нарисовать вас всех, девочек Броди, каждую в отдельности, а потом всех вместе. — Он вскинул голову, чтобы убрать с глаз золотистый локон. — Очень интересно написать вас всех вместе и посмотреть, что за групповой портрет у меня получится.
Сэнди подумала, что в таком желании, вероятно, подспудно кроется попытка сохранить единство клана Броди ценой только начавших проявляться индивидуальностей его представительниц. Она повернулась к нему и с внезапно вспыхнувшим раздражением, какое в последнее время посещало ее нередко, ответила:
— Полагаю, все мы будем выглядеть как одна большая мисс Броди.
Он счастливо рассмеялся и посмотрел на нее пристальней, словно видел впервые. Она ответила ему таким же пристальным взглядом маленьких глаз, в котором можно было различить дерзкий шантаж осведомленностью. Он поцеловал ее долгим влажным поцелуем и хрипло сказал:
— Пусть это послужит тебе уроком: чтобы не мерила художника неподходящими мерками.
Она бросилась к двери, тыльной стороной ладони вытирая губы, но он своей единственной рукой поймал ее:
— Нет никакой необходимости убегать. Просто ты — едва ли не самое уродливое маленькое существо, какое я видел в жизни, — после чего вышел, бросив ее в мастерской, и ей не оставалось ничего иного, кроме как последовать за ним вниз. Из гостиной донесся голос Дидры Ллойд:
— Иди сюда, Сэнди.
За чаем она пыталась осмыслить чувства, какие вызвала у нее только что случившаяся сцена, но это оказалось трудно, поскольку присутствовавшие за столом дети без конца требовали ее внимания. Старший мальчик, которому было восемь, включил радиоприемник и под аккомпанемент оркестра Генри Холла принялся, жеманно пародируя английскую интонацию, петь «О, сыграй мне, цыган». Трое остальных галдели каждый на свой лад. Поверх всего этого шума Дидра уговаривала Сэнди называть ее по имени, а не «миссис Ллойд». Поэтому у Сэнди не было возможности разобраться, какие чувства всколыхнули в ней поцелуй Тедди Ллойда и его слова, и решить, было это оскорбительно для нее или нет. Сам мистер Ллойд развязно предложил: