Это была Паулина Фокс. Она возвращалась из поездки на такси вокруг парка, что обошлось ей в восемь шиллингов. Она села в такси и велела водителю ехать вокруг — вокруг и вокруг, все равно чего, просто ехать. В таких случаях таксисты обычно сначала предполагали, что она хочет во время поездки подцепить какого-нибудь мужчину, потом, пока они катались вокруг парка и счетчик отсчитывал трехпенсовики один за другим, водители начинали подозревать, что она сумасшедшая или даже что, может быть, она одна из тех иностранных королевских особ, которые все еще жили в изгнании в Лондоне, и приходили к одному из этих двух заключений, когда она просила их высадить ее у дверей клуба Мэй Текской, куда до этого вызывала их по тщательно и заранее подготовленному заказу. Это и был обед с Джеком Бьюкененом, который у Паулины превратился в навязчивую идею. В дневное время Паулина работала в какой-то конторе и вела себя совершенно нормально. Именно обед с Джеком Бьюкененом мешал ей обедать с каким-нибудь другим мужчиной и заставлял ее по полчаса ждать в вестибюле, пока все остальные члены клуба не скроются в столовой, и украдкой возвращаться еще через полчаса, когда в вестибюле никого не было, а если и были, то лишь немногие.
Временами, если обнаруживалось, что Паулина вернулась довольно быстро, она вела себя вполне убедительно:
— Бог мой, ты уже вернулась, Паулина?! А я думала, ты обедаешь с…
— Ах! Не спрашивай меня! Мы поссорились!
И Паулина, одной рукой прижимая к глазу платок, а другой приподнимая полу платья, рыдая, взбегала по лестнице наверх, к себе в комнату.
— Она, видимо, опять поссорилась с Джеком Бьюкененом. Странно, что она никогда не приводит Джека Бьюкенена сюда.
— А ты что, веришь этому?
— Чему?
— Что она встречается с Джеком Бьюкененом.
— Ну, не знаю…
Паулина вошла в вестибюль словно украдкой, и Николас весело обратился к ней:
— Где это вы пропадали?
Она подошла к нему, вгляделась в его лицо и ответила:
— Я обедала с Джеком Бьюкененом.
— Вы пропустили речь Черчилля.
— Я знаю.
— А что, Джек Бьюкенен отделался от вас, как только обед закончился?
— Да. Он так и сделал. Мы поссорились.
Паулина отбросила назад свои сияющие волосы. В этот вечер ей удалось одолжить платье от Скиапарелли. Оно было сшито из тафты, с небольшими боковыми панье у бедер, приподнятыми с помощью искусно изогнутых подушечек. Тафта переливалась темно-синими, зелеными, оранжевыми и белыми тонами цветочного узора — как бы с Тихоокеанских островов.
Николас сказал:
— Кажется, мне никогда не доводилось видеть такого потрясающего платья.
— Скиапарелли, — объяснила Джоанна.
— Это то самое, которым вы меж собой обмениваетесь, да? — спросил он.
— Кто это вам сказал?
— Вы очень красивы.
Джоанна подобрала шуршащую юбку и уплыла прочь, вверх по лестнице.
Ох уж эти девицы со скудными средствами!
Поскольку предвыборная речь уже закончилась, радиоприемники на некоторое время выключили, как бы из уважения к тому, что только что прозвучало в эфире.
Николас подошел к дверям конторы, которые были открыты. В конторе было пусто. Ректор подошла следом за ним: она на время покинула свой пост, пока передавали предвыборную речь.
— Я все еще жду мисс Редвуд.
— Я сейчас позвоню ей еще раз. Она, разумеется, слушала речь.
Селина тотчас же спустилась. Самообладание есть идеальная уравновешенность и невозмутимость тела и души. Она плыла вниз по лестнице, и это выглядело даже более реалистично, чем несколько мгновений назад, когда вверх по лестнице плыла печальная собеседница призрака Джека Бьюкенена. Это могла бы быть та же самая девушка, уплывшая наверх в скиапареллиевом шелесте шелка и в сияющем капюшоне волос, а теперь — плывущая вниз в узкой юбке на стройных бедрах и в синей в белый горошек блузке, забрав волосы высоко наверх. Обычные клубные шумы снова пульсировали в вестибюле.
— Добрый вечер, — сказала Селина.
— Теперь повторите, — произнес голос Джоанны.
— Ну, идемте же, — сказала Селина, впереди Николаса ступив в вечерний свет, словно скаковая лошадь в паддок, высочайше пренебрегая всеми окружающими ее шумами.
7
— У тебя есть шиллинг — в газометр опустить? — спросила Джейн.
80
Последняя строфа стихотворения Эдгара Аллана По (1809–1849) «К одной из тех, кто в Раю». Пер. К. Бальмонта.