— Когда, по вашим расчетам, осядет пыль?
Грегги опять повторила:
— Я знала, что еще живая бомба лежит у нас в саду. Я это знала. Я всегда говорила, что там — бомба. А этот саперный взвод ее так и не обнаружил.
В окне одной из верхних спален появились лица. Окно открылось. Одна из девушек попыталась что-то крикнуть, но ей пришлось тут же убрать голову — она задыхалась от пыли, по-прежнему облаком окутывавшей дом.
Из-за пыли оказалось трудно разглядеть дым, когда он стал появляться из подвальных помещений. Случилось так, что взрывом повредило магистральную трубу газопровода, и огонь сначала тихонько пополз, а потом вдруг резко вспыхнул. В помещениях первого этажа ревущее пламя целиком заполнило один из кабинетов, облизывая широкие стекла окон и стремясь дотянуться до деревянных рам и панелей. А Грегги все пыталась докричаться до миссис Добелл сквозь возбужденные возгласы девушек, уличных зевак, шума машин «скорой помощи» и подъехавших пожарных.
— Десять шансов против одного, что мы с вами могли оказаться как раз там, в саду, когда взорвалась бомба. Я собиралась провести вас по нашему саду. Нас бы засыпало, мы могли погибнуть, умереть, миссис Добелл.
Миссис Добелл, как новопросвещенная, произнесла:
— Какой ужасный случай! — И потрясенная больше, чем можно было судить по ее виду, добавила: — Мы живем в такое время, которое призывает нас к благоразумию и осмотрительности, в этом и заключается прерогатива женщины.
Это была фраза из лекции, которую она собиралась прочесть после ужина. Миссис Добелл всматривалась в толпу, надеясь увидеть мужа. Сквозь толпу на носилках несли даму-ректора, которая пережила гораздо более острый шок за неделю до миссис Добелл.
— Феликс! — возопила миссис Добелл.
Он выходил из дверей соседнего отеля, его оливково-зеленая военная форма потемнела от сажи и была вся в полосах черной смазки. Он обследовал помещения в задней части дома. Феликс сообщил:
— Кирпичная кладка выглядит недостаточно прочной. Верхняя часть пожарной лестницы обвалилась. Наверху, как в ловушке, остались девушки. Пожарные направляют их на самый верхний этаж, их придется вытаскивать на крышу через световой люк.
— Кто? — спросила леди Джулия.
— Это Джейн Райт. Я звонила вам на прошлой неделе, чтобы узнать, не сможете ли вы выяснить…
— Ах, да. Ну, боюсь, у меня слишком мало информации из Мининдела. Видите ли, они никогда не дают официальных комментариев. Насколько я могла понять, этот человек ужасно всем надоедал, произнося проповеди против местных предрассудков. Ему сделали несколько предупреждений, и он, по всей видимости, сам на это напросился. А как могло случиться, что вы были с ним знакомы?
— Он дружил с некоторыми девушками из клуба Мэй Текской, когда был штатским… То есть, я хочу сказать, до того, как вступил в этот орден, как там его… Он фактически был в клубе в тот вечер, когда произошла трагедия, и…
— Вероятно, именно тогда он и повредился в рассудке. В любом случае что-то, должно быть, подействовало на его рассудок, так как из того, что я услышала — неофициально, — я заключила, что он был совершенно…
Световой люк, хотя и был замурован по чьему-то истерическому приказу в давние времена, когда мужчина проник на чердачный этаж клуба, чтобы посетить девушку, без большого труда мог быть размурован пожарными. Вопрос был лишь во времени.
Время не было слишком насущным фактором для тех девиц из клуба Мэй Текской — их было тринадцать, — что вместе с Тилли Тровис-Мью оставались на верхних этажах здания, когда в нем вслед за взрывом начался пожар. Большая часть совершенно надежной пожарной лестницы, которая столь часто фигурировала в столь многих инструкциях по безопасности, такое множество раз читавшихся членам клуба во время столь многих ужинов, теперь лежала в виде разрозненных зигзагов посреди земляных насыпей, ям и вывороченных корней клубного сада.
Время, которое для тех, кто стоял и смотрел на улице, как и для пожарных на крыше, было непосредственным, грозно атакующим врагом, для этих девушек являлось лишь незначительным, давно забытым событием, ибо они были оглушены не только силою взрыва, но и, когда пришли в себя и огляделись, смещением всех ранее знакомых предметов вокруг. Кусок задней стены дома отошел и открылся небу. Там, в 1945 году, они были так же удалены от незначительного фактора времени, как невесомые обитатели какой-нибудь космической ракеты. Джейн поднялась на ноги, бросилась в свою комнату и, подчиняясь какому-то животному инстинкту, схватила и жадно съела кусок шоколадной плитки, оставшийся у нее на столе. Сладость шоколада помогла ей окончательно прийти в себя. Она вернулась в туалетную, где Тилли, Энн и Селина медленно поднимались на ноги. С крыши доносились крики. В окно-щель заглянуло какое-то неузнаваемое лицо, и огромная рука выдернула расшатавшуюся раму из оконного проема.